Ищу тут рассказ
Читал года два назад,там рассказывалось о мести соседу-за убитую собаку,дети всем двором мстили
Вроде здесь читал,может кто помнит?!
Читал года два назад,там рассказывалось о мести соседу-за убитую собаку,дети всем двором мстили
Вроде здесь читал,может кто помнит?!
Общий план
Маковский играет с жестяным трамваем. Встреча с которым в реальности закончилась для него смертью
Константин Маковский (1839 - 1919) - из плеяды таких творцов, у которых с детства всё в шоколаде. Папа - художник, основатель московского училища живописи, зодчества и ещё чего-то там. Кто мама в таком случае узнавать не особо принято, да и ни к чему (»занималась с детьми музыкой»). Хотя на самом деле она преподавала пение в консерватории.
В общем, сынишке в таком случае путь в инженеры резко оборвали интеллигентские привычки домашних.
Да и потом он как-то хоба! и стал придворным портретистом и живописцем. Много путешествовал и жил на широкую ногу. Что никак, как выяснилось, не мешает таланту. Ну штош, посмотрим.
Петербургский дворик. конец 1850-х
Знаете, для нежителя наших родных болот эта картинка, может быть, ничем таким особенным в сердце и не отзовётся. Но! Мы, мурлоки, бредущие по сугробам по полгода каждый год, радостно можем заявить - это очень тонко и искусно, несмотря на молодость живописца, переданные гамма неба и наших дебильно-нездорово-жолтых домов, на которых и грязь видно, и трещины, и непонятно зачем эта краска в таких товарных количествах существует.
Кошмар!
Красота.
Агенты Дмитрия Самозванца убивают сына Бориса Годунова. 1862
Я, как большой любитель исторических перипетий, никак не мог обойти стороной исторические полотна Маковского. Для меня здесь интереснее всего работа со светом и лицами - причем она как будто бы не совсем идеальна она специфична, она была бы реальной, если бы в четырех разных местах изображённого пространства горели дневным светом яркие светодиоды.
Ксения Борисовна, склонившаяся над Марией Григорьевной, чертами напоминает лермонтовских Тамар, зато свечением ангела не ниже старшего лейтенанта небесного воинства. Мужики, как и положено заговорщикам - злы, некультурны и просто быдло. Зато посмотрите, с какой любовью к академической анатомии выписана поднятая ладонь в центре наверху!
Демон и Тамара. 1889
Кстати, про Тамар… Напомню, что Тамара - та ещё радость.
В глубокой теснине Дарьяла,
Где роется Терек во мгле,
Старинная башня стояла,
Чернея на черной скале.
В той башне высокой и тесной
Царица Тамара жила:
Прекрасна, как ангел небесный,
Как демон, коварна и зла.
Минин на площади Нижнего Новгорода, призывающий народ к пожертвованиям. 1896
Здесь мы видим классический патриотический сюжет, весьма характерный по духу для общественно-политических настроений указанных лет.
К упец Кузьма Минин произносит речь, трогательно находящую отклик в сердцах всех новгородцев, мол, пацаны и дамы, давайте скинемся на ополчение чтоб защитить землю русскою от инородцев и иноверцев (поляки-то католики, не забываем). Тут же ПО СЧАСТЛИВОЙ СЛУЧАЙНОСТИ рядом проходит крестный ход с иконой Казанской Богоматери из собора Иоанна Предтечи.
И воздух ясен и прозрачен, так, что голос Кузьмы гуляет из одного конца города в другой. И победили, ясное дело.
Максим Горький про это полотно писал:
Толпа льёт с горы лавиной — она чувствуется и за серой, угрюмой стеной кремля. Седобородый мужик истово крестится — он только что положил к ногам Козьмы икону в ризе, татарин в малахае смотрит из-за чьего-то плеча испуганными, но любопытными глазами на оратора-мясника; белоголовая девчоночка, держась сзади за шубейку матери, несущей к бочке свои платья, улыбается блеску кубков и братин, лежащих на земле. Отовсюду тащат яркие платья, ларцы, посуду из серебра; штоф, парча, шёлк валяются кучами под ногами людей. Красавица боярыня с жгучими глазами и матово-бледным лицом вынимает серьги из ушей, неподалёку от неё какой-то странник — плут и пьяница, судя по его лисьей роже, — подняв к небу руку, важно проповедует что-то. Позади Минина молодой стрелец, взмахнув в воздухе тяжёлой секирой, орёт во всё горло, и глаза его налиты кровью… Всюду возбуждение страшное, и выражено оно — на мой взгляд — ярко… Толпа глубоко народна. Видишь, что это именно нижегородский народ; весь Нижний встал на ноги и рычит и мечется с силой ужасной, готовый всё ломить сплеча.
Кстати, Маковский с ооооочень большим пиететом относился к исторической материальной культуре и сам, будучи коллекционером, благо, средства позволяли, всегда на своих работах был максимально точен. Граммофона на Мининым мы не увидим, и кед конверс тоже.
Ничего, сейчас мы историко-патриотический пафос слегка разбавим.
Обнаженная красавица в черных чулках. 1890-е
У меня тут никаких вопросов, как, например, никаких вопросов к чорному квадрату и томатному супу кэмпбеллс. Если я вижу что художник рисует с любовью к предмету и со знанием оного (а Уорхол, например, этого томатного супа в банках сожрал не один вагон), то я готов простить какие-то там отсутствия мастерства, академизма или ещё что-то там.
Но вы знаете, вот откровенно на удивление, в период творения таких работ Маковского по какой-то причине, несмотря на модную импрессионистскую манеру этой работы, он столкнулся с таким шквалом морализаторства, что я даже не и не знаю… Например, после как раз таких вот экзерсисов Александр Бенуа высоколобо характеризует всё творчество Маквоского в целом: Александр Бенуа оценивал всё творчество Константина Маковского "в целом:«Он вечно удовлетворял модным потребностям и постарался связать в одно целое национализм, реализм, академический псевдоидеализм и попросту великосветское изящество, что, положим, ему и удалось, но ценою его крупного дарования, загубленного в погоне за этим мелким идеалом».
Мне кажется, это что-то из разряда банальной зависти.
Кстати. Зацените, как увеличилась длина женских чулок за прошедшее время!
Сейчас её бы обозвали девочкой в гольфах.
Карикатура на «Могучую кучку». 1871
А вот это мне максимально близко, потому что язык карикатуры у художников это всё равно что острый язык эпиграмм Пушкина - чтоб остроумно сделать нужен не только талант, нужно чутьё, интеллект и известная степень вредности, которая так привлекает дам юного возраста.
Я просто опишу, что к чему, и станет понятно, что Маковский был остроумным парнем!
Слева направо изображены: Ц. А. Кюи в виде лисы, виляющей хвостом; М. А. Балакирев в виде медведя; В. В. Стасов (на его правом плече в виде Мефистофеля скульптор М. М. Антокольский, на трубе в виде обезьяны — В. А. Гартман); Н. А. Римский-Корсаков (в виде краба) с сёстрами Пургольд (в виде домашних собачек); М. П. Мусоргский (в образе петуха); за спиной Римского-Корсакова изображён А. П. Бородин; справа вверху из облаков мечет гневные перуны, т.е. молнии А. Н. Серов.
Поцелуйный обряд/ Пир у боярина Морозова. 1895
Боярин Морозов - один из главных виновников Соляного бунта 1648 года, потому что именно этот известный в широких кругах казнокрад ввёл косвенный налог на соль, чем адски увеличил ярмо на простого человека. Напомню несведущим, что соль тогда было не чтобы яичко посолить и всякое такое, а потому что вообще-то это был единственный способ заготовить еды и не откинуть тапки нашей ласковой зимой, когда яблочко с осинки не сорвать во дворе. Вот этот неприятный с виду мужик, это Морозов и есть.
А сам обряд - какая-то несусветная глупость, даже не очень понятно в чем именно имеющая корни, будто после застолья к гостям выходила хозяйка дома в сопровождении красивых девок, наряженная как рождественская ёлка, и выносила ещё прибухнуть (будто они не этим только что весь вечер занимались), а полка тот пил, шла переодеваться, чтобы в новой одежде выйти с новой бутылкой пива к следующему гостю, и так далее. Совершенно идиотское действо. Особенно учитывая, что у богатых девчонок в 17 веке одежда была совершенно одинакового фасона, кроя, и различаться могла только элементами шитья, вроде как. Вот так тусовка. Лол.
В мастерской художника. 1881
Здесь искусно изображён сын Маковского, прическа которого сейчас немножко попадает под закон о запрете пропаганды таких причесок.
Лично мне больше всего нравится, что Маковский рядом с фруктами и малолетним сыном хранит (в довольно небрежном виде, надо сказать) протазан (это вон та заржавленная штука слева, которую половина контингента обзовёт копьём, а половина - алебардой), и саблю в ножнах. Ну а почему нет.
В семье Маковских эта картина называлась «Маленький вор»: "…здесь трехлетним малышом в одной рубашонке, взгромоздясь на кресло, я тянусь к хрустальной вазе с пышными фруктами, а рядом огромный рыжий сенбернар выжидательно насторожился, протягивая к вазе лапу. Этот сенбернар не был наш пес, его привозили на сеансы от В. Ф. Голубева, отца Вити Голубева, моего ровесника и приятеля с тех пор, как я себя помню…", – вспоминал Сергей Маковский.
После базара (деревенская сцена). 1876
Я предвидел вопросы об отсутствии пейзажных картин и подготовился - но реальность за пределами ухмылки такова, что Маковский был всегда очень конъюнктурным чуваком и понимал, что когда все пишут крутую природу не надо пытаться заработать этим же самым. И фигачил портреты генералов и жён генералов, мастерски увеличивая им грудь, добавляя румянец и убирая усики. И добился успеха.
А это, видимо, было для души, если вообще не в качестве зачета. Хотя мне и тут мастерство его очевидно - посмотрите на детальной избы, насколько аккуратно передано возвращение в мир растрёпанного и неаккуратного быта после базара.
И всё равно веет каким-то уютом, несмотря на общий детальный упадок.
Дети, бегущие от грозы. 1872
Знаете, я примерно четыре года снимал команту в коммунальной квартире, пока учился в университете, и репродукция этой картины висела у меня на стене. Она никак не была подписана, и я, честно говоря, всё время думал что это типа иллюстрации к сказке, где сестрица Алёнушка с братцем Иванушкой на спине пытается увернуться от гуся-лебедя или бабы-яги.
А на самом деле это деревенские детки убегают от грозы. Сестра вон какая сметливая, по-крестьянски ловкая - и братишку несёт, и туесок с грибочками не забыла. Только как-то опасно прогибается старенькая досочка из мостков под детской ногой… Мастерское произведение. Буду в Третьяковке - непременно залипну.
Вот такой был художник Маковский. В приятной степени талантливый, в приятной степени конъюнктурный. Передал дух эпохи, передал дух своей живописи, и пожить успел не несчастную жизнь непризнанного гения, а вполне себе сибаритское существование поп-художника.
Женщина бреда по городу,грустная.. увидела шарфик или платок.... Он ( шарфик) попросил у неё пальто .. и т. Д. И жизнь поменять координальнл
.. вроде она была учителем.
Их есть у нас! Красивая карта, целых три уровня и много жителей, которых надо осчастливить быстрым интернетом. Для этого придется немножко подумать, но оно того стоит: ведь тем, кто дойдет до конца, выдадим красивую награду в профиль!
Уильям волнительно ходил по комнате в ожидании. Он нервозно щёлкал крышкой от часов на цепочке. Периодически подскакивал к окнам, отодвигал занавеску и вглядывался: на вход в здание, едва освещаемый керосиновым фонарём; на ночную пустынную улицу, по которой днём то и дело сновали туда-сюда кареты, повозки и редкие автомобили.
Затем садился в кресло, ёрзал, вставал и снова ходил по комнате. В печной трубе ветер, посвистывая, усмехался. Изредка ветру вторили пароходы своим китовьим гулом.
Наконец в дверь осторожно постучали. Уильям подскочил в кресле, вынырнув из томительного плена ожидания. Он снял цепочку, отодвинул щеколду и открыл дверь.
Через порог переступил вороватого вида невысокий мужчина с картонной коробкой в обеих руках.
– Хвоста не было? – спросил Уильям.
– Нет, – ответил Шон.
– Тебя никто не видел? – спросил Уильям и жадно выхватил коробку у Шона. Взвесил её в руках и аккуратно поставил на письменный стол из тёмного дерева.
– Да нет, говорю же, – устало прошипел Шон и поправил кепку с острым козырьком.
Ночь заботливо окружила Шона незаметностью в его тёмном деле.
Уильям спешно открыл ящик стола и вытащил оттуда бумажный конверт, плотно напичканный банкнотами.
– Как договаривались, – он вручил конверт Шону. Наклонился к нему и прошептал: – Жду тебя на рассвете, нужно будет вернуть это на место.
– Я своё дело знаю, – серьёзно ответил Шон. – Удачи вам, мистер Стед.
Он снова поправил кепку, слегка кивнув головой, и покинул кабинет журналиста.
Уильям стоял и слушал удаляющиеся шаги. Он снова прильнул к окну, когда входная дверь шумно захлопнулась за местным воришкой. Уильям вглядывался в ночь индустриального района, повисшей над туманной Англией, чтобы убедиться в отсутствии лишних свидетелей.
Он облизнул губы и вернулся к долгожданной коробке. Аккуратно разрезал бечёвку, опоясывающую её так туго, будто внутри находилось что-то очень опасное. Что-то, чему нельзя покидать коробку.
Уильям достал из коробки цилиндр с осторожностью, словно поднимал на руках ребёнка из яслей. Он с замиранием сердца разглядывал головной убор в хиленьком свете керосиновых ламп. Ничто в цилиндре не выдавало той таинственности с которой Уильям относился к нему. Это была обычная чёрная шляпа, которую носят джентльмены.
Мужчина аккуратно на вытянутых руках перенёс цилиндр в соседнюю комнату, которую заблаговременно подготовил для исследования. Комната освещалась десятком свечей. Керосиновые лампы Уилл не стал зажигать в этой комнате, чтобы вредные примеси не помешали чистоте эксперимента.
Он бережно положил цилиндр на стол, на котором стояли несколько свечей, линейки, циркули, карандаши, химические препараты, дневник для записей, ***. Рядом, на столике поменьше стояли накрытые тканью клетки с мышами, кроликами и голубями.
Уильям сделал глубокий вдох и начал проводить измерения. Затем открыл дневник и написал быстрым крючковатым почерком:
Цилиндр Дориана Блэка
(иллюзиониста и шарлатана)
Объект представляет из себя обыкновенный головной убор в форме цилиндра из очень мягкого шёлкового плюша. Жёсткая основа из нескольких слоёв марли, проклеена шеллаком. Швы, прикрепляющие верх и поля к тулье, скрываются под начёсом плюша. Имеет характерный блеск. Лента вокруг тульи цвета сирени. Ручная работа, выполнена филигранно, мастер неизвестен.
Высота снаружи: 8.6 дюймов
Высота внутри: 8.4 дюйма
Ширина снаружи: 9.2 дюйма
Ширина внутри: 9 дюймов
Верхний диаметр: 10 дюймов
Нижний диаметр: 11.2 дюйма
Уильям засунул руку в нутро шляпы и прощупал подложку – никакого двойного дна и механизмов. Он перевёл взгляд со дна цилиндра на дневник, чтобы сделать запись, и тут же рука провалилась вглубь шляпы. Уилл медленно поднял цилиндр на левой руке. Тот повис в районе локтевого сгиба. Но внутри было недостаточно места, чтобы рука поместилась в цилиндре настолько! Он натянул цилиндр до плеча. Вращал рукой, шарил где-то под слоем реальности, но ничего не ощущал.
Он занервничал и снял шляпу с руки. Поставил на стол. Отдышался. Сердце заволновалось. По телу пробежала волна мурашек.
Журналист пошарил в кармане и достал монетку номиналом в 1 пенни. Подбросил её пальцем. Монета звонко закружилась в воздухе и упала на дно шляпы под пристальным взглядом Уильяма. Затем он проделал то же самое, но не глядя на дно цилиндр: подкинул монетку, она зазвенела в воздухе, он подставил цилиндр под неё и отвёл взгляд, приблизив ухо к шляпе. Монетка продолжала звонкое падение так долго, будто упала в бездонный кратер. Уильям посмотрел вглубь цилиндра и пощупал его ладонью. Эхо полёта звенящей монетки отдалённо доносилось сквозь слои ткани.
– Не может быть! – прошептал он сдавленно. Тут же он бросился записывать:
При отсутствии зрительного контакта, дно цилиндра перестаёт существовать. Глубина пространства вне пределов цилиндра неизвестна, но по ощущениям колоссальна…
Он задумался, достал карманные часы из ящика и сверил время со своими, лежавшими в кармане жилетки. Не отводя взгляд от циферблата часов на цепочке, он погрузил вторые часы в цилиндр и подержал их там пару минут. Потом достал и сравнил время – часы из цилиндра отставали на две минуты. Он судорожно бросился записывать:
Опыт с парой карманных часов показал, что вне пределов цилиндра время останавливается. Предполагаю, что там нет времени, либо оно присутствует в изменённом виде.
Уильям достал из клетки мышь и опустил в цилиндр, отведя взгляд. Подержал пару минут в ладони “за гранью” и вытащил. Осмотрел мышонка – тот выглядел обычно. Уилл повторил эксперимент ещё на нескольких мышах и сделал запись:
Пространство вне пределов цилиндра пригодно для жизни. Опыт на мышах не показал летального исхода.
Затем Уильям достал из клетки самого большого упитанного серого кролика. Он постарался поместить его в цилиндр, но тот не влезал по габаритам. Тогда мужчина отвёл взгляд от головного убора и тут же почувствовал, как кролик с лёгкостью провалился сквозь дно шляпы и пропал в неизвестном пространстве, выскользнув из рук.
Сердце Уильяма ёкнуло, он представил себя на месте кролика, как он летит в бездну неизвестности, не видя под собой дна. Он прильнул ухом к шляпе, но ничего не услышал.
– Но как же он их достаёт оттуда? – озадаченно спросил он себя и засунул руку в цилиндр, щаря в поисках кролика. Он представлял себе, как пальцы вот-вот коснутся мягкой шерсти. Он жаждал наткнуться на ухо или спинку кролика. Мысли о том, что животное может укусить ищущую руку, его не посещали. И вот, наконец он наткнулся на что-то похожее, мягкое на ощупь, но холодное. Пальцы соскочили.
Он попробовал снова. Сконцентрировался. Представил кролика в своей руке. Нащупал. Резко вытащил.
Его взору предстал живой кролик. Но белый. Это не тот, которого он опускал туда.
– Что за чёрт? – удивился Уильям и осмотрел кролика. Тот брыкался и пытался вырваться из захвата. На его лапах и возле пасти при внимательном рассмотрении виднелись красные пятна. Но кролик не выглядел раненым, скорее упитанный и одичавшим.
Мужчина прошёл с кроликом в кабинет и положил его в коробку из-под цилиндра. Закрыл её и сверху положил пару книг, чтобы тот не сбежал.
Вернулся в комнату с цилиндром. Шляпа покорно ждала на столе. Уильям снова, отведя взгляд, запустил в неё руку по плечо, наклонился и посмотрел под стол, со слабой надеждой ожидая увидеть её там. Но этого не случилось. Рука исчезла из этого мира.
– Это невозможно… – констатировал журналист, достал руку из шляпы и принялся записывать:
Цилиндр может принимать в себя объекты гораздо большего размера, чем он сам.
Опустил подопытного кролика, который шире, чем диаметр шляпы, и потерял его вне пределов цилиндра. Затем постарался нащупать его, визуализируя искомый объект. Сначала наткнулся на что-то похожее, но не смог вытащить. На второй попытке получилось. Я достал кролика, но не того, которого туда погрузил. Помещённый объект: серый, худощавый.
Извлеченный объект: белый, упитанный.
Уильям задумался и почесал за ухом карандашом. Дрожь удивления сменилась на рябь интереса. Он достал голубя из клетки. Обычного, уличного: с серым тельцем и фиолетово-зелёным блеском на грудке. Сосредоточено обвязал вокруг лапки кусочек тонкого шпагата. И опустил в цилиндр, не глядя. Голубь начал возмущаться такой дерзости, затрепыхался, поцарапал руку, которая его держала.
– Мать твою! – выругался Уильям. И посмотрел на свою руку в цилиндре. Но руки не было! Кисть в рукаве рубашки была намертво состыкована с дном цилиндра, на которое он смотрел. Затылок похолодел. В области живота рухнуло что-то тяжёлое. Он приблизился и посмотрел внимательнее. До ушей донеслись звуки воркующего голубя и хлопки его крыльев. Уильям пошевелил ладонью пристально уперев взгляд в дно головного убора. В мозг поступала обратная связь: пальцы шевелятся, кровоток идёт, тактильные ощущения в норме.
Уильям подошёл к столу, ориентируясь боковым зрением, и взял со стола перочинный нож, продолжая удерживать взгляд на дне. Он аккуратно разрезал рубашку вдоль руки. И увидел, как его розовато-желтая кожа переходит в чёрную ткань подкладки.
– С ума сойти! – поразился он.
Он поставил шляпу на стол, зажмурился. Вынул и вернул себе руку обратно. Осмотрел её: на месте слияния вокруг руки тянулась тонкая чёрная тканевая полоска. А на тканевом дне медленно впитывался в недра цилиндра маленький обруч кожи. Животные забеспокоились, начали греметь прутьями клеток
– Что за дрянь? – Уильям постарался счистить кусок ткани с руки, но тот въелся под кожу, будто татуировка. Он взял наждачку со стола и принялся натирать руку. Боль стеганула по нервам. Мужчина зажал в зубах маленький кожаный ремешок, взятый со стола, и продолжил тереть.
Участок кожи покраснел, кое-где из пор выступила кровь. Но до въевшейся ткани добраться ему не удалось. Он бросил эту затею. Взял со стола стеклянный пузырёк со спиртом, обработал повреждённый участок кожи. Затем отрезал совсем надрезанный рукав рубашки и обмотал его вокруг руки.
Уильям записал в дневник:
Поместил руку вне пределов цилиндра, а затем посмотрел на его дно. Рука срослась с материалом подкладки. При этом нервные связи остались целыми. После изъятия руки, на ней остался тканевый след под кожей. То же самое и на дне цилиндра: остался след в виде круга моей кожи. Кожа постепенно впиталась…
Уильям достал карманные часы на цепочке и пробубнил под нос:
– Нужно поторопиться…
Восточная часть неба готовилась к “просветлению”.
Он положил цилиндр на середину комнаты. Вытащил из под стола бухту каната длиной 32 фута. Один конец прочно обвязал вокруг потолочной балки, другой сбросил в шляпу. Взял две керосиновые лампы, одну зажег и поставил на пол, вторую повесил на пояс. Перочинный нож положил в правый карман, спички – в левый. Подёргал канат, повис на нём.
– Должен выдержать, – убедил он себя и отправился в глубину вне пределов.
Он спускался на канате и глядел в потолок, когда голова его коснулась полей цилиндра, он зашарил рукой по полу, стараясь не смотреть на дно цилиндра. “Так и головой срастись можно”, – подумал он.
Когда лампа наконец была найдена, он повесил её на пояс с другого бока, зажмурился и продолжил спуск. Через пару футов, по ощущениям он остановился и открыл глаза, стараясь смотреть перед собой.
“Если я посмотрю на дно с другой стороны – оно захлопнется?” – размышлял Уильям. – “А если оно захлопнется, то срастётся с канатом с этой стороны?”
Мужчина зафиксировался на канате одной рукой, другой снял с пояса лампу и осветил тьму вокруг себя.
– Тьма – хоть глаз выколи, – буркнул журналист. До него донеслись звуки хлопающих крыльев где-то около себя. Уильям хотел посмотреть наверх, но тут же поймал эту мысль за хвост и вышвырнул её из головы. По телу снова пробежал холодок. Он чуть не закрыл дно, стоило ему поддаться этой мысли и посмотреть наверх.
Уильям посмотрел вниз – дна не видно. Он скинул одну лампу вниз. И наблюдал как светящаяся точка удаляется от него вдоль каната. Пару раз отскочив от поверхности, лампа остановилась в какой-то момент и потухла. Но за мгновение Уильям увидел “хвост” каната, лежащий под углом. Он лежал!
“Значит там есть дно!” – радостно подумал Уильям. – “Но почему лампа не разбилась, упав с такой высоты? Там что-то мягкое?”
Через несколько минут мужчина достиг дна и аккуратно потрогал носком ботинка поверхность, на которой она стояла. Что-то мягкое и упругое, как мешок с жиром. Он аккуратно спустился с каната и ступил обеими ногами на поверхность, дав наконец напряжённым рукам отдохнуть.
Мужчина достал спичку и зажёг керосиновую лампу.
– Хм, странно… – хмыкнул он. От лампы не пахло керосином. Здесь вообще не было запахов.
Уильям присел с лампой в руке и оглядел “мягкую поверхность”. От неожиданности ноги у него подкосились. Он сел на “пол”, тут же подскочил, споткнулся и завалился набок. Керосиновая лампа мягко приземлилась рядом и осветила чью-то мёртвую голову, лежащую прямо напротив живой ещё головы Уильяма. Он закричал и снова вскочил, стараясь устоять на ногах. Журналист, пересилив панику, наклонился и осветил поверхность вокруг себя. Это была груда безжизненных тел: людей и животных. Большую часть тел составляли кролики и женщины в цирковых костюмах распиленные пополам. Они не разлагались и выглядели довольно свежо.
– Боже правый! Да он маньяк! – дрожащим голосом пролепетал Уильям. – Это безумие! Это дьявол!
Он бросился к канату, но лампа светила не так ярко, чтобы высветить спасительную верёвку. Уильям не смотрел наверх, даже в такой ситуации, эту единственную мысль он держал под контролем.
“Не смотреть наверх. Не смотреть наверх. Главное – не смотреть наверх”, – повторял он мантру в голове. Взглядом он встретился с чьими-то безжизненными глазами. – Господь милосердный! Вниз тоже смотреть не стоит. Только вперёд. Только вперёд”.
Сквозь тягучие, как патока, минуты поисков, он наконец пробрался к канату. Не глядя под ноги, поставил лампу кому-то на лоб и дрожащими руками начал взбираться, стараясь смотреть только перед собой, позже он и вовсе зажмурился.
Весь взмокший он выбрался из цилиндра и открыл глаза, только когда в нос ударил знакомый запах реальности: воска свечей, шерсти кроликов, табачного пепла и Английского угольного ветра, проникающего в квартиру через дымоход.
Он обнаружил себя под самым потолком, вцепившимся в канат, словно котёнок за самую верхнюю тонкую ветку, в попытке сбежать от злых бульдогов.
Мужчина аккуратно спустился на пол, стараясь вообще исключить из своего поля зрения проклятый цилиндр. На ватных ногах он добрался до кабинета, открыл шкаф и плеснул себе полный стакан джина, разлив его и по столу обессилевшими руками.
– Это неправильно… Нет, человек такое не может сотворить. Так же нельзя, – спорил с собой Уильям, стуча бокалом по зубам. Он залпом опрокинул в себя весь стакан. И вдруг увидел в нём отблески рассвета позади себя.
– Чёрт тебя дери, Дориан! – крикнул он на восходящее солнце. Оно явно не ожидало такого приветствия в свой адрес и продолжало невозмутимо подниматься над горизонтом, будто ничего и не слышало.
В дверь грозно постучали.
– Господин Стед, откройте, это инспектор Лестрейд. У нас ордер на обыск, – раздался уверенный голос из-за двери. Уильям побледнел, а голос продолжал нагнетать. – Откройте, иначе мы будем вынуждены выломать дверь!
Уильям издал скомканный крик отчаяния и несогласия. Он заметался по кабинету, собирая важные бумаги и причитая:
– Нет, не сейчас! Только не сейчас…
Громовой грохот разлетелся по квартире. Полицейские начали выламывать дверь. Мужчина вздрогнул и поспешил к цилиндру. Сбросил в него все свои важные записи, схватил дневник и кинул в шляпу. Туда же полетели и все инструменты со стола, фляга с керосином, наличные, книги, клетки с животными. Правда, клетка с голубями не попала в цилиндр и, ударившись об пол, раскрылась, выпуская на свободу птиц из своего нутра. Голуби разлетелись по комнате, осыпая перьями помещение. Уильям услышал как дверь слетела с петель и с грохотом рухнула на пол. Он прыгнул на канат, обнял его, зажмурился и заскользил в глубину вне пределов, обжигая руки.
– Уильям Стед! – донеслось до мужчины сверху. И тогда он посмотрел наверх, закрывая дно цилиндра своим взглядом. Он остался наедине с темнотой.
Благодарю за внимание.
У этого рассказа пока, нет продолжения. Я работаю над этим.
Если Вам интересно моё творчество, можете приобрести недавно вышедшую книгу "Хроники Айо":
https://ridero.ru/books/khroniki_aio/
От реальности к фантазии
Роберт Дункан Милн родился в Купаре (Шотландия) в обеспеченной семье, был сыном священника и получил прекрасное образование. Но, проявив талант к изучению классической литературы, он бросил Оксфордский университет и в 1868 году решился на смелый шаг - отправился в Америку, в бурно развивающийся штат Калифорния, где его ждала жизнь, полная приключений.
После нескольких лет работы поваром, рабочим и кочующим пастухом, по-настоящему живя жизнью Нового Запада, он возвращается к изобретательской деятельности в 1874 году, запатентовав ряд идей, одна из которых, казалось, должна была сделать его богатым. Но этого не произошло.
Когда мы только узнали о нем, он уже превратился в журналиста и писателя, публикуя рассказы о своих скитаниях в уважаемом издании «Аргонавт», которое на долгие годы стало его литературным домом, расположенным в городе, который стал его физическим домом: Сан-Франциско. Соединившись с восточным побережьем Тихоокеанской железной дорогой в 1869 году, его население за последующие 20 лет удвоилось. Тогда, как и сейчас, это было место для инноваций и нового мышления. Мысли Милна были созвучны этому.
Сохраняя тот же документальный стиль, Милн начал писать истории, которые отличались буйной фантазией и насыщенностью новыми научными знаниями. Зачастую в них рассказывается о событиях, свидетелем которых он стал или с которыми столкнулся в кругу своих знакомых, в том числе о глобальных взаимосвязанных системах коммуникаций и способности видеть прошлое через движущиеся картинки. Он также предвидел телевидение, дистанционное наблюдение, мобильные телефоны и всемирную спутниковую связь, не говоря уже об изменении климата, научном терроризме и войне с беспилотниками, криогенике и молекулярной реорганизации организма.
В 1881 году он публикует книгу «Палеоскопическая камера», в которой сталкивается с фотографом по имени Миллбэнк во время посещения красивой церкви Сан-Ксавьер-дель-Бак в Аризоне, недалеко от мексиканской границы. Миллбэнк сделал необычное открытие: при правильном использовании его фотосистема может запечатлеть образы прошлого благодаря резонансу световой энергии в стенах. Просунув голову под черную ткань камеры, писатель видит, как годы событий проносятся мимо в ускоренном темпе: образы, которые Миллбэнк может сфотографировать.
Милбанк описывается как «довольно высокий и слегка сутулый человек в свободном синем пиджаке и надвинутой на глаза шляпе, над которой возвышается бронзовое и сильно бородатое лицо». Хотя он живет в Сан-Франциско, он «путешествует то тут, то там по Мексике и Центральной Америке». Для любого человека, хорошо знакомого с событиями до появления кинематографа, уже прозвучат громкие звоночки о том, что есть реальный человек, который очень хорошо подходит под это описание: Эдуард Майбридж.
Эдуард Майбридж 1876 год
Последовательные снимки животных и людей в движении, сделанные Майбриджем, стали культовыми, но у него уже была солидная репутация фотографа, который мог запечатлеть то, что не удавалось другим. После того как в начале 1875 года Майбридж был оправдан за убийство любовника своей жены на экстраординарных основаниях оправданного убийства, он надолго исчез в Центральной Америке, позже выставляя сделанные им снимки. Именно через пять лет после возвращения в Сан-Франциско он снял первую из своих знаменитых серий, спонсированных Леландом Стэнфордом (который был тесно связан с «Аргонавтом»), а затем создал способ их проецирования с помощью своего «Зоопраксископа».
Весьма вероятно, что Милн был свидетелем одной из его наглядных лекций, возможно, даже проводил время с Майбриджем и был хорошо знаком с его историей. Но даже если Майбридж просто снимал короткие циклы движения, Милн видел возможности фотографии, позволяющей запечатлеть историю в живых деталях.
Раскрытый секрет
К этой теме Милн вернется с еще более провидческими подробностями восемь лет спустя, когда в том же издании появится рассказ «Эйдолоскоп». Здесь рассказчик встречает знакомого изобретателя - мистера Эспи, который занимает одинокий выставочный стол на Парижской выставке. Он утверждает, что у него есть устройство, которое может воспроизводить визуальные сцены из прошлого так же, как фонограф воспроизводит аудиозапись. Скептически настроенный рассказчик проводит Рождество в загородном доме своего друга и просит мистера Эспи провести демонстрацию, в результате которой раскрывается страшная тайна. В этом случае все образы идут в обратном порядке, как в фильме на перемотке.
Милн не мог бы выбрать более подходящее место для встречи с мистером Эспи. В ретроспективе Всемирная выставка в Париже 1889 года представляется необычайным слиянием тех, кто впервые попытался запечатлеть движение с помощью фотографии, и тех, кто продолжил это дело.
Парижская выставка 1886 года
У Эдисона была впечатляющая экспозиция, и в августе он отправился туда из Нью-Йорка, чтобы провести в этом городе целый месяц. В Орандже, штат Нью-Джерси, его рабочие все еще пытались и не смогли записать микрофотографии на цилиндр (подобие фонографа). Но в Париже он провел время с Жюлем-Этьеном Мареем, который использовал бумажную пленку и первые материалы, похожие на целлулоид, для съемки своих «хронофотографических» последовательностей. По возвращении Эдисон приказал начать эксперименты с рулонами пленки, и так началась работа над созданием Кинетоскопа.
Но это было еще не все. На выставке также был представлен Электрический Тахископ Оттомара Аншютца с его короткими, но невероятно яркими движущимися картинками, с которыми также будут экспериментировать работники Эдисона. Во время пребывания в Париже Эдисон был почетным гостем на ужине в честь 50-летия фотографии, где присутствовали не только Марей, но и Антуан, Огюст и Луи Люмьер, которые через шесть лет станут его прямыми конкурентами.
В это же время на экспозиции находился еще один посетитель, вероятно, неизвестный всем вышеперечисленным: Уильям Фризе-Грин. Помимо совершенно новой Эйфелевой башни, научных экспонатов, фотографического конгресса и удовольствия от Парижа, у Уильяма была еще одна причина чувствовать себя взволнованным и счастливым. За месяц или два до этого он завершил создание прототипа кинокамеры с движущимся изображением и вместе со своим соавтором - инженером-строителем Мортимером Эвансом - получил предварительный патент. Пока он осматривал достопримечательности, в Лондоне производители научных приборов Légé & Co уже работали над Mark II - камерой с большей емкостью и более высокой скоростью работы, которая должна была быть готова в сентябре.
От фантазии к реальности
Значит, инстинкты Милна были на высоте. И хотя его видение способа не только записывать настоящее для будущего, но и запечатлевать прошлое до сих пор не реализовано, есть один момент, когда его история - которая была воспроизведена во многих изданиях - оставила неизгладимый след в будущем кино.
Первыми, кто создал кинокамеру и проектор, с помощью которых снимали фильмы и показывали их публике, были не братья Люмьер. Да, вы правильно меня поняли: в премьере «Синематографа Люмьера» 28 декабря 1895 года не было ничего такого, что могло бы стать значительным событием или началом киноиндустрии. Эта честь принадлежит группе людей, в которую входили Вудвил Лэтэм и два его сына, а также бывшие работники компании Edison Уильям Диксон и Юджин Лауст. В мае 1895 года в Нью-Йорке начались их публичные кинопоказы, которые затем распространились по многим американским городам.
Когда первые результаты были показаны прессе, их назвали «Паноптикон» (или «Пантоптикон»), но это было путаное и слишком часто употребляемое слово, которое уже применялось к различным формам развлечений, включая волшебный фонарь. В течение следующих недель они искали подходящее впечатляющее название, чтобы выпустить его на всеобщее обозрение.
Они нашли его, окрестив свой проектор «Эйдолоскопом». Милн, должно быть, был счастлив.
Американский историк научной фантастики Сэм Московиц, опубликовавший единственную посмертную антологию работ Милна в 1980 году, назвал его, по сути, первым писателем-фантастом, работавшим полный рабочий день в Америке.
У нас в России, слав Богу, еще остались люди, приветствующие положительный талант из любой страны и из любой эпохи. Большинство работ Роберта Дункана Милна вошли в сборник его произведений "Вопрос взаимности". Начинается он с рассказа "Современное одеяние Нессуса" - первого произведения выдающегося шотландца, его, можно сказать, проба пера с очевидным влиеянием модного тогда романтизма и готики. Следующие его произведения можно назвать настоящей научной фантастикой!
На сегодня все. Ваш Дионисий!
автор рассказа Александр Делакруа - https://adelacroix.com/
Далекое будущее, люди ведут ожесточенную войну с инопланетной расой. С каждой потерянной планетой становится всё очевиднее преимущество врага. Череда сокрушительных поражений и вовсе ставят человечество на грань вымирания. Последняя надежда на спасение скрыта в секретной лаборатории на окраине звездной системы. По роковому стечению обстоятельств, единственным кораблем способным достичь цели вовремя является спецборт полный заключенных. В руках преступников окажется ключ к спасению цивилизации. Но захотят ли они бороться за систему, которая некогда отвергла их? И смогут ли доказать, что истинная человечность не ограничивается сводами мирских законов и правил?
Рассказ про девушку, она жила в лесу , типа лесничая. Люди ее сторонились, потому что в войну ее изнасиловал немец.
Откуда то появился у нее мужчина, который ее вылечил ( не помню чем болела), но деньги на лечение получал тем, что продавал деревья.
Она, когда выздоровела, узнала о этом и выгнала его.
И как будто бы беременна оказалась, хотя считалась бесплодной.
Выспаться, провести генеральную уборку, посмотреть все новые сериалы и позаниматься спортом. Потом расстроиться, что время прошло зря. Есть альтернатива: сесть за руль и махнуть в путешествие. Как минимум, его вы всегда будете вспоминать с улыбкой. Собрали несколько нестандартных маршрутов.
Доброго здоровья.
Прошу помощи в поиске литературного произведения.
В начале 90-х попался журнал без обложки, там была публикация то ли чешского, то ли польского журналиста. После войны он попал в тюрьму для выяснения не являлся ли пособником фашистов. Там автор сидел в одной камере с каким-то высокопоставленным немцем, который должен был стать большим начальником на окупированной Украине. В ходе разговоров немец делился своими планами обустройства. Помню, что хотел оставить советскую сельхозтехнику так как она неприхотлива и надёжна, на полях должны работать славяне и много ещё чего планировал...
Может кто нибуть натыкался на эту статью, хотелось бы перечитать, но найти не могу.
Спасибо.