Жду новый пост

Серия «Подарок вампира»

Ранним утром Харитон Ильич пришёл в себя, но был очень слаб. И оттого медсестра не хотела пускать Лену к нему в палату, но, услышав её голос у двери, Харитон Ильич сам настоял, чтобы девушку впустили.

- Ничего не хочешь мне рассказать? - тихо спросил он. В руках участковый держал телефон, просматривал утренние новости.

Он включил видео, и Лена вместе с ним смотрела, как на экране смартфона ведущая городского новостного канала с чувством рассказывает о массовых убийствах людей и полицейских в спальном районе, в многоэтажке на улице Ломоносова. Преступниками оказались неизвестные мужчина и молодая женщина, а в остальном детали уточняются, ведётся следствие.

- Хочу, - твёрдо ответила Лена, не в силах больше держать в себе страшную правду, чувствуя, что иначе точно сойдёт с ума.

Харитон Ильич выключил смартфон и принялся слушать.

- Тебе надо срочно уехать. Следователи не отстанут, и, раз твои родители мертвы и пойти тебе не к кому, отправят как несовершеннолетнюю, в детдом, - высказал свои доводы участковый, одновременно пытаясь привести свои мысли в порядок, ибо безумная, дикая история Лены не раз во время её краткого рассказа прошлась холодком по его позвоночнику.

И как бы Харитон Ильич ни противился чутью, как бы ни хотел поддаться рациональным доводам разума, он не мог этого сделать. Слишком многое видел сам.

К тому же Лена не выглядела сумасшедшей. И зачем ей такой фантастический кошмар про сестру нарочно придумывать и рассказывать ему? Не было у нее на то мотивов, да и сам участковый при встрече с блондином на собственной шкуре столкнулся с его сверхъестественной физической силой, чтобы сразу частично поверить Лене.

А сейчас ясно одно: девушку надо спасать, и пусть его разум потом вопит, сколько влезет, о том, что он спятил и сопротивляется правде.

Вздохнув, Харитон Ильич попросил её взять с тумбочки ключи от его квартиры. После назвал свой адрес и объяснил, что Лене делать, подумав, что пусть его мама в деревне и не обрадуется такой внезапной гостье, но, зная её добродушный характер, был уверен, что она точно не выгонит девочку вон.

- Спасибо вам, - ответила Лена.

Её глаза блестели от слёз, а нос покраснел. Она взяла Харитона Ильича за руку и крепко сжала, а затем ушла. Понимала, что надо торопиться.

Через пару часов участковый знал наверняка, что поступил правильно.

Новости об убийствах вещали по всем каналам. Больницу осаждали репортеры, и персонал заметно нервничал.

Как оказалось, из столицы немедленно приехал знакомый следователь, его недруг. Из тех, кто будет копать до последнего и не отвяжется, пока не удовлетворит нужным результатом вышестоящее начальство.

Хорошо, что Харитон Ильич до его приезда успел обмозговать, какую именно версию событий он помнит и что ему следует говорить.

А ещё, позднее встретившись с цепким, холодным взглядом приехавшего из столицы следователя, понял: сейчас лучше подольше оставаться больным.

Харитона Ильича за время больничного часто навещали коллеги как по делу, так и нанося дружеские визиты. Из разговоров с ними он и узнал по большому дружескому секрету, что тело блондина бесследно исчезло из морга. А девушку, внешне походившую как две капли воды на близнеца покойной Марины Одинцовой, таки признали, согласно экспертизе, оной. Даже провели эксгумацию на кладбище, как выяснилось, пустой могилы.

Странности делу солидно добавляло, что тело воскресшей Марины вскоре по неизвестным причинам полностью разложилось до костей.

Родителей Одинцовой, как определили специалисты, убил неизвестный науке токсин, и их в целях предосторожности кремировали.

Лену Одинцову пока что считали пропавшей без вести и, конечно же, вели поиски. Весь город вместе с мэром из-за этого беспрецедентного случая насилия стоял на ушах.

В новостях поговаривали о возможном введении комендантского часа. А ещё, как сказали через неделю участковому коллеги по работе (и эту информацию в прессе не оглашали), на окраине города, в лесном массиве, случайно нашли брошенную красную фуру, с окнами водительской кабины, заклеенными тёмной, защищающей от солнца плёнкой.

Увы, ни отпечатков, ни каких-либо вещей, дававших зацепки о водителе, не нашли. А номера фуры, к досаде следствия, были зарегистрированы на липовую организацию.

Выписавшись из больницы, Харитон Ильич сразу поехал к себе и, изрядно повозившись в пыли, забрал свой ключ от квартиры из батареи под лестницей в подъезде, как и было оговорено с девушкой ранее.

Лена из загашника – денег в жестяной банке на кухне, взяла немного, лишь на дорогу. Записок и никаких следов своего присутствия в квартире, как и просил участковый, не оставляла.

Едва мужчина поставил чайник, как явился следователь, недруг из столицы. Харитон Ильич спокойно заварил чаю на двоих и вежливо предложил коньяка, но гость отказался.

Затем он приготовился к долгой беседе.

Так оно и вышло. Следователь упорно допрашивал его два с половиной часа. То и дело угрожал большими проблемами и начальством, а также, как минимум, увольнением. Всё это было, к слову, если Харитон Ильич что-то недоговаривает.

Следователь добавил, что позднее будет хуже, когда сокрытое обязательно всплывёт – здесь следователь-недруг особо выделил свои слова многозначительным тоном, устрашая последующим арестом.

Но участковый стоял на своём, настаивая, что вообще плохо помнит последовательность событий ещё с потери сознания в лифте. И он не уверен, что Лена Одинцова вообще оттуда выбралась.

- Так, сука, за дурака меня держишь! - рявкнул следователь, встал со стула и грозно посмотрел на сидевшего за столом участкового. - Я знаю наверняка, со слов водителя скорой помощи, что Одинцова поехала в больницу. Затем она исчезла.

- И что? Я к этому-то как причастен? - спокойно сказал Харитон Ильич и отпил глоток остывшего чая.

Следователь резко выдохнул и сел обратно.

- Действительно. Или я в тебе ошибся, или ты, на хрен, кремень непрошибаемый, - сдавшись, пробормотал он и попросил налить коньяка.

Полгода спустя Харитон Ильич уволился, сославшись на состояние здоровья, пошатнувшееся после травмы головы. Но здесь он сильно приукрашивал. Хотя коллегам и своему врачу участковый часто жаловался на головные боли, укладывающиеся в специфику диагноза, поставленного больничным невропатологом. А лекарства, прописанные врачом, пил постоянно для пущего эффекта сострадания и убеждения коллег, хотя на самом деле выбрасывал их, затем наполнял флаконы витаминами, безвредными и похожими по внешнему виду на таблетки.

Затем участковый уехал к матери, в далёкую, в Тамбовской области, деревню.

Лену Одинцову, в фуфайке, во дворе, за требующим покраски забором, Харитон Ильич сначала не узнал.

Она резво чистила мартовский снег возле маленькой избы. На голове девушки шапка-ушанка, на ногах валенки с галошами поверх оных. Румяная от работы и, кажется, даже подросла, зато глаза Лены – такие знакомые, голубые, на милом, нежном девичьем личике сияли на солнце.

Она как его заметила и взглядом встретилась, то лопату бросила, крикнула:

- Харитон Ильич! - и побежала открывать калитку и обнимать.

- Ну, привет, Одинцова. Смотрю, обжилась.

- Галина Фёдоровна – золото. Приняла меня, как родную дочку.

Дверь хаты открылась, на крыльцо вышла статная и моложавая мать Харитона Ильича.

- А я только что тебя вспоминала, сына. Чай заварила, пирог с грибами испекла. Как ты любишь.

Харитон Ильич улыбнулся, поставил тяжёлые пакеты и сумку возле крыльца. Подошёл к матери, крепко обнял, признался, что сильно скучал.

- Заходи уже в хату, и ты, Лена, давай. Снег никуда не денется. К тому же завтра передавали оттепель.

Они дружно, с аппетитом пили чай с пирогом. Лена для конспирации, как сама заявила, свои длинные светлые волосы коротко постригла и в тёмный цвет покрасила. А за чаем сказала, что учёбу не бросает, потому что Галина Фёдоровна книги ей нужные из библиотеки привозит.

- Старается она. Умница девочка и помогает мне во всём на радость, - похвалила Галина Фёдоровна и чаю себе подлила.

- И хорошо, и правильно, - сказал Харитон Ильич.

Затем, расправившись со своим пирогом на тарелке, озвучил планы на будущее. Мол, за весну здесь поживёт, окрепнет, а летом поедет на заработки за границу. А там Лене организует нужные документы. Чтобы могла выучиться и дальше свободным человеком жить.

- Ох, сынок, - всплеснула руками Галина Фёдоровна. – Дай-то Бог!

Он замер на месте, задумался, а затем осмотрелся и, вопреки здравому смыслу, таки позвонил в дверь.

В ответ тишина. Только как же сильно колотится в груди сердце, а по спине стекает холодный пот. И, кажется, что напряжение в воздухе, наоборот, уплотнилось.

Харитон Ильич позвонил ещё пару раз и, не дождавшись ответа, собирался было уходить, не понимая: как так? Неужели он ошибся, когда чутьё ещё никогда не подводило его? Неужто все в квартире так крепко спят и не слышат звонка – или их вообще нет дома?

Сейчас, в ожиданье, он весь извёлся, исходя холодным потом. «Как же нехорошо выходит», - подумал и развернулся от двери участковый, а когда сделал пару шагов к лестнице, услышал изнутри квартиры громкий стук в дверь и крик о помощи.

Хриплый, сорванный голос Лены Одинцовой он узнал не сразу. Она просила помощи и конкретно сказала, что родителям плохо. Затем, отдышавшись, уточнила, что не может найти ключей от входной двери, а ещё, что телефоны сломаны, а отчего так было, не пояснила.

«Дело серьезное. Дело – дрянь», - подумал Харитон Ильич, набирая номер скорой помощи. А МЧС решил не вызывать, ибо, глянув на простой с виду замок, понял, что справится своими силами.

Вот и сегодня в который раз ему в экстренной ситуации пригодилась универсальная отмычка, приобретенная в годы работы следователем по очень большому блату. Всунув отмычку в замок, Харитон Ильич проделал необходимые манипуляции, и – вууаля! – дверь открылась.

Первое, что переступившего порог Харитона Ильича поразило в квартире, – это был запах.

Животный, мускусный, неприятный – так могла пахнуть огромная рептилия в террариуме. Но все предположения мгновенно исчезли, когда он внимательно посмотрел на Лену. Бледная, с запавшими глазами, в которых, казалось, что-то оборвалось. На лице отпечаталось сильное потрясение, как бывает у людей при виде аварии или при виде смерти. Он подобных выражений за годы работы вдоволь насмотрелся, чтобы сразу распознать.

А ещё руки Лены дрожали, и волосы слиплись от пота, превратившись в сосульки.

- Так что случилось? Рассказывай. И где твои родители?

Она молча повела его в родительскую спальню. Запах по пути усилился, и ядрёная животная вонь, как приметил участковый, доносилась из приоткрытой двери ванной.

Что-то здесь, в квартире, было сильно неладно. Но Харитон Ильич не мог понять, что именно. Только внутри сильно взъярилось нехорошее предчувствие, когда посмотрел на влажный, не успевший высохнуть пол в коридоре.

- Погоди. У тебя, случайно, нет маски?

Она покачала головой.

- А косынки или полотенце для подстраховки? Сейчас, если какая новая инфекция, то дело – дрянь, сама понимаешь.

Лена кивнула – и тут под залп мощного грома в квартире резко погас свет. И так же внезапно изменилась атмосфера. Воздух словно наэлектризовался и стал плотнее, а темнота вокруг загустела.

Волосы на затылке участкового зашевелились. В ванной что-то зашуршало и шлёпнуло, а потом послышался женский смех, и всё стихло. Свет включился.

Лена крепко схватила его за руку. Участковый тихо спросил:

- Кто ещё, кроме тебя и родителей, в квартире?

- Марина, - едва слышно прошептала Лена дрогнувшим голосом, словно выдавала постыдный секрет.

- Что? - считая, что ослышался, переспросил участковый.

Входная дверь со скрипом открылась. Кто-то зашел внутрь.

«Неужели скорая помощь приехала так быстро? И почему они не звонили, прежде чем войти?» - мельком подумал Харитон Ильич, выходя из гостиной в коридор. Лена направилась следом.

Вошедший в квартиру мужчина был среднего роста, блондин, худощав и хорошо одет. На нём отлично сидела элегантная кожаная куртка коричневого цвета, которая стоила целое состояние. Участковый однажды видел похожую в столичном бутике, но и тогда, работая следователем с хорошей зарплатой, он не мог позволить себе подобную.

Ещё незнакомец был в тёмных джинсах, чёрных дорожных ботинках на толстой подошве, идеально подходящих для бушевавшей снаружи непогоды. А вот нечто такое неуловимо-опасное в симпатичном, на женский вкус, лице вошедшего Харитона Ильича насторожило. Внутри него сразу зазвенел тревожный звоночек. То ли взгляд блондина показался участковому опасным, то ли лёгкая ухмылка на лице мужчины, которая при виде Лены трансформировалась в широкую хищную улыбку.

- Здравствуй, мелкая...

Своё предложение незнакомец нарочно оборвал нехорошим намёком, отчётливо проступившим в общем тоне. А Лена после его слов побледнела как мел и вскрикнула. Тогда мужчина слегка наклонил голову, словно к чему-то прислушивался...

- Чего раскричалась? Я же обещал тебе прийти, вот и пришёл. Неужели не рада?

- А вы, собственно, кто такой? – спрашивая, сделал шаг вперёд участковый.

- Не лезь не в своё дело, - ответил незнакомец, затем широко открыл дверь квартиры, проговорив ледяным тоном, с явственной угрозой: - Уходи, ты здесь лишний.

В целом очень приятный, голос незнакомца усилил жуткое впечатление от подтекста в его словах, и Харитон Ильич вдруг чётко осознал, что этот мужчина по-настоящему страшен и его угрозы не пустой звук.

- Подойди, - приказал блондин, обращаясь к Лене.

- Нет, - попятилась она, бросив умоляющий взгляд на участкового.

Тот потянулся за телефоном, жалея, что с собой нет оружия.

- За непослушание, как и за то, что ты уже успела натворить, - усмехнулся мужчина, - накажу вдвойне.

Он закрыл входную дверь и направился было за Леной, но участковый перегородил ему путь в коридоре.

- А ну, стой. Ты куда это собрался, мужик? Проблем с полицией ищешь? Так будут! Сейчас наряд вызову, упекут надолго, без разбирательств, - пригрозил Харитон Ильич.

- Пошёл на х..! - зло выдавил блондин и толкнул участкового с такой недюжинной силой, что тот пролетел пару метров и крепко ударился затылком о стену. Застонав, сразу осел, потеряв сознание.

Лена же в этот момент успела проскочить мимо мужчин  и сейчас закрылась в комнате Марины. Она сжала в руке топор, вцепившись в рукоять мёртвой хваткой. Решила, что без боя не сдастся. Лучше смерть, чем стать такой, как Марина. О таком ожидающем её раскладе при появлении блондина Лене сразу подсказало внутреннее чутье.

Всё услышанное раньше и недосказанное сестрой вдруг чётко сложилось в её голове в ясное понимание происходящего.

Поэтому Марина и не пила её кровь: так сказать, берегла сестру для него, чтобы тоже обратил.

Словно в ответ на её мысли, части тел Марины в мешках для мусора у стены с неприятным шуршанием целлофана зашевелились. С сильным ударом дверь в спальню с грохотом распахнулась.

- Мелкая дрянь, что ты сотворила с моей питомицей!

Блондин ворвался в комнату – в руках наполовину раскрытый мешок из ванной. Из него с жуткой ухмылкой выглядывала голова Марины, которая неожиданно заговорила:

- Сучка посмела поднять на меня руку! Покончи с ней, Владимир, прошу тебя. Она недостойна принять твой дар!

- Заткнись, Марина. Не тебе решать. К тому же твоя сестра мне нравится. Сильный характер так приятно ломать, - промурлыкал блондин и положил пакет с головой на пол. - Обещаю, детка, больно не будет. Я буду с тобой нежен. Давай, положи топор, хорошо?

Лена покачала головой и приготовилась ударить.

Неожиданный звонок в дверь заставил блондина зашипеть.

- Сиди тихо, красавица, - гадко ухмыльнулся он. - Я сейчас вернусь.

Харитон Ильич очухался внезапно, со страшной головной болью и совершенно дезориентированный. В ушах звенело, и сквозь звон он сначала услышал мужские голоса, затем отборный мат, хлопанье двери и звуки борьбы, чередующиеся с резкими вскриками боли, практически сразу затихшими.

Он попытался встать, но этого сделать не удалось, зато участковый сумел достать из кармана куртки рацию, включить и медленно, шёпотом, потому что голос не слушался, передать диспетчеру сообщение о помощи.

Дурнота накатывала на Харитона Ильича приливными волнами. Ему казалось, что всё его тело оледенело, а весь жар сконцентрировался в голове. Глаза слипались, веки стали тяжёлыми, и сквозь титанические усилия оставаться в сознании он видел, как в ванную комнату белобрысый мужик, выпачканный брызгами крови, с завораживающей лёгкостью тащит по полу здорового, аки шкаф, санитара в больничной униформе и оставляет его там, а затем, на секунду остановившись в коридоре, подмигивает участковому. И тут Харитон Ильич снова теряет сознание.

- Очнитесь, пожалуйста, прошу вас! - настойчиво шепчут Харитону Ильичу прямо в ухо, затем участкового трясут за плечи и резко хлопают по щекам.

- Лена? - хрипло, непонимающе спрашивает он, открывая глаза, узнавая склонившуюся над ним девушку.

- Поднимайтесь. Нам надо уходить, пока он занят.

В руке Лены участковый замечает маленький топор, в другой – полотенце. Харитон Ильич почему-то не может оторвать от полотенца взгляда, и, вообще, сосредоточиться очень тяжело.

Она кладёт ему под затылок полотенце и прижимает. Боль сразу приводит участкового в чувство.

Он частично вспоминает, почему сейчас сидит у стены и то, как белобрысый мужик с недюжинной силой толкнул его, буквально впечатав в стену. Харитон Ильич хочет что-то сказать, но на это нет сил. Лена просит его подняться. Её вытаращенные глаза такие большие, как у испуганного оленя в свете фар, перед неизбежным столкновением с автомобилем.

- Вставайте. Обопритесь на меня. Нужно уходить, пока он занят. Пока не вспомнил про нас... - голос девушки дрогнул.

Во взгляде проступил ужас.

Из ванны послышались чмокающие, сосущие звуки и стоны.

«Доверься ей». Отчётливый голос интуиции убрал в сторону все остальные мысли Харитона Ильича. Участковый начал вставать. Перед глазами всё расплывалось.

- Вот так, - прошептала Лена, когда он опёрся на её плечо, и тут же шикнула от тяжести его веса.

- Я вызвал помощь, - прошептал участковый и нарочно прикусил губу. Боль помогла удержать тело в вертикальном положении.

Ватные ноги дрожали. Он весь вспотел, но медленно, шаг за шагом, продвигался с помощью Лены вперёд, к выходу из квартиры, сконцентрировав все мысли на этом.

- Ещё немного, пожалуйста, - шепотом взмолилась Лена.

Она открыла дверь, теперь оставалось переступить порог, затем добраться до лифта. "А там помогут", - приободрял, ухватившись, как за спасательный круг, за эту мысль участковый.

- Сбегаете? - внезапно злобно прошипел в отдаленье за спиной мужской голос.

«О, нет!» - едва слышно прошептала Лена, прося участкового идти вперед и не оборачиваться. Что он через силу и сделал, переступая порог квартиры, и под резким скачком адреналина в крови таки двинул вперед к лифту.

- Не выйдет! - крикнул мужчина и погнался за ними.

Внезапно со щелчком двери лифта раскрылись, и оттуда вышла тучная женщина в больничной униформе. Она ошарашенно глянула на участкового и девушку с топором в руке рядом с ним. Замялась, явно собираясь задать вопрос, но, увидев позади них заляпанного кровью блондина, запнулась, проглотив слова.

Блондин в этот момент звучно и жутко расхохотался. А Лена без раздумий, каким-то чудом втолкнула участкового в лифт, быстро зашла сама и нажала кнопку первого этажа.

- Нет, не отключайтесь Харитон Ильич!..

Его снова болезненно хлопали по щекам. Лифт, по ощущениям, спускался вниз вечность.

- Что с ним не так? - нашёл в себе силы спросить участковый. - Кто такой вообще этот белобрысый мужик?

- Я… я не знаю, - прошептала дрогнувшим голосом Лена.

Наконец они доехали. Пикнув, лифт остановился.

- Мелкая сука, кто бы знал, что с тобой будет столько ненужной возни, - ухмылялся белобрысый, встречая их у раскрывшихся дверей лифта и резко ставя ногу на порог.

Лена вжалась в стену, сжимая рукоятку топора.

- И ты здесь, еще не сдох? - обратился блондин к участковому и вошёл внутрь.

Лена закричала и, замахнувшись топором, ударила. Белобрысый ловко уклонился, а топор застрял в стене лифта. Мужчина хохотнул, затем ударил Лену по щеке, разбив губу до крови. Харитон Ильич хотел было вмешаться, но ноги подкосились, и он упал.

- Падаль! - сказал белобрысый участковому и крепко пнул его ногой в бок. Затем подошёл к оглушённой ударом Лене, собираясь то ли её схватить, то ли что ещё.

- На помощь! - завопила Лена. Холодные пальцы мужчины уже почти коснулись её плеч.

- Стоять на месте! - внезапно рявкнули мужские голоса со стороны выхода.

- Стреляйте! - нашёл в себе силы выкрикнуть участковый и, подтянувшись, достал рукой лифтовую панель с кнопками, нажимая блокировку двери.

Блондин демонстративно поднял руки вверх, затем пулей метнулся к полицейским. Первого на его пути он по-детски легко отшвырнул в сторону, но тут второй полицейский открыл огонь.

Две пули в грудь в упор его не остановили, лишь слегка замедлили его движения. Он зарычал, вырвал из рук полицейского пистолет, отбросил в сторону. А после схватил мужчину за голову, свернув ему шею.

Лену трясло. Она понимала, что дела плохи, как и то, что сильно хочет жить. И это желание выжить заставляло мозг активно работать.

Участковый на полу потерял сознание и был сейчас бесполезен. И она ему тоже ничем помочь не могла.

Лена смотрела, как блондин с лёгкостью расправляется с полицейскими, выжидая подходящий момент, чтобы сбежать, но его всё не было.

Зато, когда увидела лежавший на полу, совсем рядом с лифтом, пистолет, без раздумий бросилась за ним, взяла в руки, прицелилась в блондина и нажала на спусковой крючок.

Первая пуля – мимо. Зато отдача пошатнула девушку. И тут, отчаявшись, Лена гневно заорала: "Сам ты падаль!" и снова навела пистолет на мужчину. Оказалось вовремя: блондин в мгновение ока оказался перед ней, и оттого вторая пуля попала ему прямо в лоб. После – ещё одна в шею заставила его пронзительно заверещать от боли и оттолкнула к стене.

Больше в пистолете патронов не было. Лена выбросила его и побежала к лестнице, ведущей к выходу из дома.

Блондин лежал на полу, на боку, поддергиваясь и постанывая. Она осторожно обошла его и, спустившись по ступенькам, добралась до подъездной двери. Открыла её и сразу столкнулась с тучным полицейским в возрасте.

- Помогите! - затараторила Лена. - Там у лифта раненые. Блондин – это он преступник, - быстро пояснила она.

- Приведи сюда врача, во дворе машина... - после секундного замешательства ответил полицейский.

Сделав глубокий вдох, она выбежала из подъезда.

В машине скорой помощи, за рулём, храпел небритый водитель с наушниками в ушах.

- Чего так долго? – автоматически, заплетающим языком проговорил он на её сильный стук в окно. - Что тебе надо, девочка? - спросил, посмотрев на Лену и вынув наушники, из которых слышалась громкая музыка.

- Нужна срочная помощь и врач.

- Что случилось? Врач и санитары на восьмой этаж пошли по вызову.

Лена чувствовала, что сейчас сорвётся и закричит, и, глубоко вдохнув, сжав кулаки, громко сказала:

- ЧП! В доме убийца. Полицейские ранены. Вы что – глухой, выстрелов не слышали? Вон у подъезда стоит полицейская машина.

- Чего?! - тут же изменился в лице водитель, мгновенно проснувшись и бросив взгляд в окно на полицейский автомобиль.

Затем он включил рацию, передал код и, взяв в руки аптечку-чемодан, выскочил за дверь.

- Веди! - гаркнул и побежал следом за Леной.

Тучный полицейский в возрасте осаживал назад спускающихся сверху по лестнице жильцов, разбуженных выстрелами в подъезде, одновременно сообщая по рации о ситуации.

Лена, миновав трупы полицейских и затихшего без движения блондина, повела водителя в лифт, к участковому.

- Он жив, - сказал водитель скорой, нащупав у того пульс на шее, затем разбил ампулу с нашатырём и поднёс к носу Харитона Ильича.

Через пару секунд мужчина дернулся и закашлялся.

- Встать сможешь или как? - спросил водитель, оглядывая и аккуратно ощупывая пальцами голову участкового.

- Попробую, - едва слышно ответил Харитон Ильич.

Водитель помог ему встать, но ноги мужчину не держали, и самостоятельно идти он не мог. Поэтому водитель скорой попросил помочь ему крепкого на вид мужчину из любопытных соседей.

Вдвоём они потащили участкового из подъезда к машине скорой помощи. Лена собиралась было последовать за ними и уехать, но тучный полицейский приказным тоном её остановил, сказав, что потребуются показания.

Пришлось ей стоять и смотреть, как вскоре на площадку стал стекаться с верхних этажей ещё больший наплыв жильцов.

А когда на шум в подъезде начали открываться двери квартир с первого этажа, полицейский не выдержал и заорал вперемешку с матом:

- Граждане жильцы, у нас тут ЧП, поэтому все живо пошли на хрен. Прошу немедленно разойтись по своим квартирам. Кому говорю, суки непонятливые! Сейчас наряд приедет всех, без исключения, бля, засажу в кутузку! - запыхтел, нешуточно разъярившись, полицейский.

Кто-то на лестничной площадке на его слова ахнул, кто-то придушенно вскрикнул, а потом внезапно заорали все и стали разбегаться.

- Что за нах..! - выругался тучный полицейский и потянулся к пистолету.

Лена в это время не спускала взгляда с зашевелившегося на полу блондина. Нет, не может этого быть! Но он собирался встать.

" Беги!" - подстегнул внутренний голос. И она бросила взгляд на тучного полицейского, затем на ведущую наверх лестницу, где творилось нечто невообразимое.

Как паук, по стене карабкалась обнажённая и ярко-красная от крови Марина, по пути расправляясь с незадачливыми любопытными жильцами. Кто попадался ей под руку, того она безжалостно раздирала на куски когтями, кого – просто, как куль с мукой, отшвыривала со своего пути. Полицейский, разглядев, что происходит, в ужасе вылупил глаза, заорал и начал стрелять. Лена побежала к выходу.

На улице она бросилась наперерез отъезжающей со двора машине скорой помощи. Та резко затормозила. Лена открыла дверь рядом с водителем и, быстро забравшись внутрь, запыхавшись, выпалила:

- Поезжайте скорее!

- Что там опять происходит, а, девочка? Чего это снова стреляют?

Лена без сил покачала головой. Сердце в груди ходило ходуном.

Водитель развернулся и сделал круг, чтобы выехать из заставленного машинами у тротуара двора. А после притормозил, пропуская едущие к дому полицейские машины с включёнными мигалками.

- Боже! - воскликнул водитель скорой, резко побелев, едва вглядевшись в зеркало заднего вида.

Лена открыла окно и посмотрела назад: из подъезда выбегали тучный полицейский, женщина в халате и мужик в боксёрских трусах. А за ними выскочила Марина и сразу вцепилась в плечи женщины.

- Гони! - не выдержав, в ужасе крикнула Лена.

Водителя скорой после увиденного не стоило просить дважды. Он дал по газам, и машина резко набрала скорость, выезжая на шоссе.

Позади раздались громкие, истошные, полные нестерпимой боли и ужаса крики, а за ними последовали очереди выстрелов.

Может быть, хоть так соседи снизу отреагируют и придут сюда.

Лена включила воду в ванну, затем заткнула сливное отверстие пробкой. А после решительно залезла на антресоли – достать папин сундук с инструментами и вынуть топорик. Когда Марина вернётся, она даст отпор.

Оказалось, скорую помощь и вызвали именно соседи, а точнее – Лера Павловна, бухгалтерша, проживающая с двумя маленькими детьми и мужем, водителем погрузчика на складе. Когда Харитон Ильич показал в «глазок» своё удостоверение, она вышла на площадку, закрыв дверь квартиры, где громко работал телевизор, и усталым голосом произнесла:

- Спрашивайте. Только давайте побыстрее. Мне ещё детей купать и уложить спать надо.

Харитон Ильич достал блокнот, но тот, оказалось, вымок, поэтому он включил диктофон на смартфоне, предварительно спросив женщину:

- Не возражаете?

Затем участковый стал задавать вопросы, попросив вкратце рассказать как о самой пострадавшей, какой она из себя человек, так и о том, что, собственно, вообще произошло, в деталях.

Лера Павловна прикрыла усталый вздох ладошкой и поведала:

- Мы с мужем здесь десять лет живём. Пенсионерку Мартой Андреевной зовут, знаем её хорошо. Она женщина порядочная, всю жизнь на химзаводе проработала. Дочка у нее, правда непутевая, гулящая, мать свою вообще не навещает. А если позвонит, то тогда Марта Андреевна с горя пить начинает, но всегда быстро баловаться заканчивает, волю в кулак берёт. А так она часто клумбами при доме занимается, цветы сажает, ещё кошек прикармливает.

Раньше с дачи, в деревне, привозила и яблоки, и помидоры с перцем. Нас угощала. Детей при случае всегда баловала то конфетой, то ещё чем вкусненьким. Вот поэтому я, услышав её крики и стук, сначала в скорую звонить не хотела. Думала, обойдётся. Может, она водки выпила и нехотя перепила. Правда, раньше Марта Андреевна никогда подобного себе не позволяла. Но вскоре, наоборот, хуже стало. Я изнервничалась, испугалась за неё и вызвала. Ведь кричала она громко и жутко, даже сквозь грозу было слышно. В стену стучала, топала, шумела. А дверь в квартиру не открывала. Вот и всё. Полицию – так сказали санитары, она сама вызвала, а потом и из квартиры вышла. Как сейчас перед глазами вижу её. Ноги и руки дрожат, бледная, аки смерть, в руках нож, пижама в крови. Трясётся, глаза выпучены, и молчит. Больше ничего не знаю.

- Спасибо за откровенность и детали, - выключил диктофон Харитон Ильич и добавил: - Можете быть свободны.

Когда бухгалтерша вернулась к себе домой и заперла дверь, то он направился к квартире пенсионерки. Следовало посмотреть, что там и как. Не по себе участковому было после рассказанного Лерой Павловной. А ещё предчувствие даже не беды, а настоящей катастрофы сильно скреблось, словно кошка когтями драла между лопатками.

Харитон Ильич почесал затылок, поежился от внезапного холода (оказалось, что промок от ливня гораздо сильнее, чем думал) и, открыв дверь квартиры, вошел.

Лена сидела напротив матери, в спальне, держа её за руку. На коленях лежал топор. Она ждала сестру, копя в себе ярость и злость, чтобы не расплакаться, чтобы отогнать прочь страх и беспомощность. Пульс матери на ощупь был нитевидный, кожа рук холодная, на лбу испарина, а щёки, наоборот, горячие. К тому же кровь из раны на бедре продолжала сочиться, пропитав насквозь повязку.

Её хорошо было бы сменить, подумала Лена. Ожидание нервировало. Гроза за окном бушевала вовсю и не думала прекращаться.

Лена вздохнула, сняла топор с колен, положила на краешек кровати. Затем встала, направилась к окну и открыла его, а потом выключила свет и, вернувшись за топором, спряталась за шторой, крепко сжимая рукоять и молясь про себя, чтобы хватило сил и решимости ударить сестру.

В однушке Марты Павловны, в коридоре и на кухне, царила идеальная чистота и порядок, а вот в гостиной... Диван был отодвинут от стены, а зеркало в советской «стенке» разбито.

Подушки на кровати разорваны в клочья, перья устилали напольный ковёр, словно белый снег. Книги и осколки посуды разлетелись по комнате.

Незастеклённый балкон оказался открыт, и дверь слегка поскрипывала на ветру. Дождь залил пол, образовав лужу. Шторы были сорваны с петель, и у Харитона Ильича возникло чувство, что за них цеплялись.

Капли свернувшейся крови на полу частично впитались в перья и ковёр. А ещё на обоях глубокие следы царапин. Итак, с виду не поймёшь, что именно здесь произошло.

Восьмой этаж, и пусть балкон не застеклён, но всё равно слишком высоко, чтобы хоть на мгновение представить злоумышленника, залезшего на балкон, а затем заставившего пенсионерку открыть балконную дверь и впустить его в квартиру.

Какая дикость. Глупость. Абсурд. Но почему тогда чутьё у участкового внутри буквально вопит представить хоть на мгновение нечто подобное как реальный факт?

Живое воображение Харитона Ильича сразу нарисовало яркую картину: пенсионерка с полусна или под гипнозом идет к балкону, открывает дверь и вдруг словно просыпается, осознав, что сделала.

В крови Марты Павловны вспыхивает адреналин, она кричит, затем обороняется. Хватает все, что попадается под руку, но гость с балкона оказывается сильнее, догоняет, ранит, разбивает зеркало. Возможно, то происходит, когда женщина в порыве яростного отчаяния толкает напавшего, а сама вырывается и добирается до телефона, набирает номер полиции. Кричит о помощи, сообщает адрес.

Может быть, именно это и спасает ей жизнь, останавливает напавшего. И что потом? Тот уходит, как и пришёл, – через балкон.

«Слишком фантастично!» - выносит вердикт разум участкового, но внутри что-то упрямо подсказывает: в размышлениях есть и рациональное зерно.

Лена начала клевать носом, едва не выронив топор, когда на карнизе заскреблось, а потом заскрипел подоконник.

Сердце в груди застучало быстрее, ладони вспотели. «Господи, а вот и Марина», - подумала Лена.

И тут на пол на корточках приземлилась сестра.

Сверкнула молния, и в её вспышке Лена увидела, какие острые и длинные были когти на руках Марины. А за её спиной, за мокрыми волосами, облепившими плечи… Что это за трепещущие кожистые бугорки, похожие на?.. Лена сглотнула комок в горле, додумав – на крылья.

На грязных босых ногах сестры тоже были когти. Но ужаснее всего сейчас выглядели глаза Марины, испускающие яркий, жёлтый внутренний свет.

В этих светящихся в темноте глазах не было ничего человеческого, ни проблеска искры прежней Марины. И когда сестра встала с пола, направляясь к кровати, где едва дышала раненая мама, то Лена пулей выскочила из укрытия и замахнулась топором, обрушив его на Марину.

Она целилась в голову, но промахнулась, сестра дёрнулась в попытке отскочить в сторону, и поэтому Лена глубоко вонзила лезвие топора в её плечо. Топор застрял. Сестра повернулась, и её жёлтые глаза буквально испепеляли ненавистью.

- Как ты смеешь, мелкая сука! - удивлённо взревела Марина.

Не мешкая, Лена с влажным звуком выдернула топор и снова занесла его для удара.

- Сдохни, тварь! - крикнула Лена и снова ударила, но не попала.

На этот раз проворно уклонившаяся Марина захохотала. И этот смех гадливо прошёлся по коже Лены, словно россыпью шевелящихся личинок. Она вздрогнула, чувствуя, как спадает адреналин.

- Обещаю, что ты поплатишься за это, падаль! Немедленно брось топор по-хорошему... А сейчас я закончу с нашей мамой, пока она ещё съедобна, - зловеще пророкотала Марина.

Она явно не воспринимала сестру как угрозу своей жизни всерьёз, и Лена не понимала, почему так. Неужели Марине не больно, или, может быть, топором сестру не остановить?

- Нет. Прочь от мамы, тварь! - нашла в себе силы крикнуть Лена.

На этот раз она подошла к сестре вплотную и со спины, со всей силы, с криком ударила ту в шею.

Крови было на удивление мало. Марина не кричала от боли, а издала странный фыркающий звук, собираясь то ли повернуться к Лене, то ли вытащить топор. Лена едва не впала в ступор, в глубине тела от содеянного зарождалась нехорошая дрожь.

И тут мама с кровати произнесла что-то неразборчивое, послужившее для Лены спусковым крючком. Если она сейчас отступит, то проиграет и мама. Точно не выживет.

Девушка глубоко вздохнула и, с хриплым животным криком резко вытащив топор из шеи сестры, ударила им снова, затем ещё и ещё, пока не отрубила Марине голову.

Голова сестры покатилась по полу. Из обрубка шеи вдруг брызнуло фонтаном крови прямо в лицо Лены.

Кровь сестры была ледяной, густой и липкой, словно патока. Руки и ноги обезглавленной Марины резко задрожали, затем обмякли. Тело мешком осело на пол.

На мгновение среди грохота грома снаружи в спальне зависла тяжёлая, давящая тишина.

Лена часто дышала. В голове стало пусто. Руки и ноги налились свинцом. А сердце стучало в груди так сильно, будто собиралось сломать рёбра и выпрыгнуть.

«Ну, вот и всё, - отупело подумала Лена. - Я убила её, свою сестру».

И вдруг голова Марины на полу фыркнула, а потом жутко захохотала.

- Мелкая поганка. Неужели ты думала, что сможешь так просто покончить со мной? - злобно произнесла Марина. - Я теперь бессмертна. Как ни руби меня топором, кости и жилы мои снова срастутся. Он так сказал, - и, зашипев, голова затихла.

Неожиданно обезглавленное тело Марины привстало с пола и, как по команде, направилось к голове. Лена заметила, что кровь перестала течь из раны сестры на шее.

Лена закрыла глаза, чувствуя, что сходит с ума. Такого ведь не могло быть на самом деле? Хотелось смеяться без остановки – и на этом всё. Она хмыкнула, расплываясь в улыбке, чувствуя, что сейчас захохочет и тогда уж точно сойдёт с ума. Нет, Божечки, не смей, не сдавайся! И, резко ущипнув себя за руку, взвизгнула от боли. Боль отрезвила.

Лена открыла глаза. Безголовое тело Марины продолжало ползать по полу и искать свою голову. Что будет, когда оно найдёт её, Лена знать не хотела.

«Давай, соберись и останови её. Раз взялась, то доводи до конца». Этой мыслью девушка побуждала себя к действию и одновременно отгоняла рвущийся наружу безумный смех. Лена знала, что если сейчас рассмеётся, то больше уже не остановится.

Она вздохнула и снова взяла в руки топор, затем, крепко стиснув рукоять, начала молча и сосредоточенно рубить ползущее тело Марины на части.

Вскоре Лена устала; руки, спина онемели от напряжения. Адреналин спал. Некоторое время она обессиленно смотрела, как по ковру, влажному от липкой, похожей на красный гной крови Марины, ползают отрубленные кисти рук сестры и дёргаются части ног. Голова сестры молчала и больше не подавала признаков жизни.

Вдохнув мерзкий смрад от ковра, Лена ощутила, как тошнота подступила к горлу, и побежала в ванную, где её вырвало.

Там она умыла лицо и руки, выпила воды и снова вытошнила в унитаз. От усталости и пережитого шока ей очень захотелось сесть на пол и больше никогда не вставать.

Что же она наделала? Она действительно убила свою сестру. А вдруг её можно было вылечить? Слёзы подступили к глазам, в горле образовался ком. Нет, она покачала головой. Та Марина в комнате больше не была её сестрой. Её настоящая сестра умерла ещё в больнице. Всё, хватит думать об этом.

Следовало вернуться в спальню. А ещё Лена очень надеялась, что маму ещё можно спасти и то, что она не могла нащупать её пульс, ничего не значило.

А ну, живо бери себя в руки!

Мысленно выругавшись, Лена заставила себя выйти из ванной, зайти на кухню, взять из-под раковины мешки для мусора, скотч и ножницы. Затем вернуться в спальню и сквозь подступающую к горлу тошноту дрожащими руками собрать куски Марины в мешки, крепко заклеить их скотчем и положить у стены, а голову перенести подальше – в ванную.

А после вытереть слёзы и, крепко стиснув зубы, заставить себя включить моющий пылесос и начать чистить ковровое покрытие в спальне. И в этот момент громко зазвонил телефон Марины.

Лена вздрогнула от дурного предчувствия и выключила пылесос. На ватных ногах пошла в комнату сестры. На дисплее смартфона Марины высвечивались незнакомые цифры.

- Алло? - тихо произнесла Лена.

- Почему я больше её не чувствую?

Приятный мужской голос в трубке был холоден как лёд.

Лена вздрогнула.

- Что ты наделала, мелкая сучка? Отвечай! - приказал незнакомец.

- Я, - замялась Лена и, нервно рассмеявшись, послала его к чёрту.

Телефон звонил и звонил. Она не поднимала трубку. Затем пришла эсемеска. "Ты поплатишься – и очень скоро". Лена с криком швырнула смартфон об стену и собралась вернуться в родительскую спальню, как в квартире вдруг стало очень тихо. Гроза закончилась.

Во входную дверь позвонили, и она в ужасе прижалась к стене, не зная, что делать. Неужели звонивший уже здесь?

Нет, ведь не может такого быть. И она ведь ни за что не пойдет открывать ему дверь, как какая дура. Не так ли? А если это пришёл не тот мужчина, кто звонил по телефону и угрожал Лене, то она очень сглупит, если хотя бы не посмотрит в дверной «глазок», чтобы, возможно, попросить помощи.

Боже, помоги! Лена на цыпочках медленно подошла к входной двери. И едва не осела на пол, когда увидела в «глазок» участкового. Харитон Ильич явно уже собирался уходить, ибо направлялся к лестнице. И Лена со всей силы заколотила ногой по двери и хрипло закричала: "Помогите!"

Поэтому, чтобы не сойти с ума, Харитон Ильич решился заняться ненайденным маньяком сам, благо нужные навыки имелись.

Ведь всего год назад, до рокового понижения по службе, он сам работал следователем и чётко шёл на повышение. К тому же мужчина был счастливо женат, пока воочию не узнал о частых изменах любимой красавицы Дианы, которым со слов коллег не верил, но таки проверил.

А как убедился, то сразу сорвался, однажды поехав по подсказке коллеги в местный клуб.

Любовника жены – как оказалось, влиятельного местного бизнесмена со связями, Харитон Ильич избил так сильно, что тот едва не умер.

С этим тогда ещё следователю Самойлову повезло, зато любовник жены подал в суд.

И только безупречная репутация и предыдущие заслуги в полиции помогли не упечь Харитона Ильича надолго в тюрьму. Он отделался очень крупным штрафом. Ещё понизили в должности, а с неверной женой он развёлся. Но, чтобы выплатить штраф, пришлось продать квартиру. После уехать решил сам, ибо дорогие сердцу столичные улицы враз осточертели.

Раньше свою работу следователя Харитон Ильич любил по-настоящему, ведь у него легко получалось ловить преступников и закрывать очень сложные дела, как считал сам – именно благодаря природному чутью.

Сейчас он не хотел всю жизнь прозябать участковым и поэтому когда-нибудь собирался открыть своё частное детективное агентство. Знал, что с пятном на репутации больше выше подняться в полиции не дадут.

И плевать было начальству, что раньше он был единственным в столице, кто мог похвастаться работой без висяков.

Вот и сейчас в кабинете, заполняя очередной отчёт, разобравшись с многочисленными жалобами местных пенсионерок на шумных молодых соседей и хулиганистых подростков, заперев в вытрезвитель мужа, распускавшего по пьяни на жену руки, мыслями Харитон Ильич часто возвращался к Лене Одинцовой.

Она ему постоянно снилась в кошмарах, наверное, как предполагал участковый, из-за её умершей сестры – точнее, того, что Одинцова рассказала ему о Марине.

Вдовесок участкового мучило чувство вины, потому что из-за навалившейся работы он не пришёл в больницу раньше, не успел поговорить с ныне покойной сам.

Но кто же тогда мог вообще подумать, что Марина умрёт?

От врачей толку не было. Оказалось, что покойная об изнасиловании никому, кроме сестры, и не говорила. И если бы Лена не пришла к нему, этот факт так и остался бы не раскрыт.

Ещё стоит отметить, что Харитон Ильич уже привык по утрам видеть Лену в парке, на лавочке, с задумчивым грустным лицом и наушниками в ушах.

Оно и понятно, после внезапной смерти сестры прийти в себя трудно. Раньше чуть ли не каждый день они с Леной здоровались при встрече, а теперь её и вовсе в парке было не видно.

Честно сказать, Харитон Ильич после своих кошмарных снов стал за нее сильно волноваться и даже не раз думал заглянуть в гости, но по закону подлости всё никак не получалось.

А сегодня как раз и повод появился: едва утренние новости по телевизору за спешной чашкой кофе увидел, так и решил, что Одинцовых проведает.

Оказывается, в многоэтажном доме, где жила семья Лены, уже долгое время странная херня творилась. То ли болезнь, то ли что-то ещё подобное.

Там за два летних месяца скорая помощь забрала уже десять жильцов преклонного возраста, и все вскоре в больнице умерли от остановки сердца.

Затем стали болеть маленькие дети, двух как раз вчера увезли в больницу. По телевизору старушки на лавочке дружно уверяли ведущую местного новостного канала, что на дом наложено проклятье, крестились на камеру и проклинали цыган с первого этажа и отчего-то бомжей.

Мужчина, в маске, с собакой на поводке, в опросе предположил новую эпидемию гриппа и спешно ретировался. А моложавая женщина, со стильной короткой стрижкой и усталым лицом, ответила журналистке, что её детям каждую ночь кошмары снятся: мол, говорят, что во сне в окошко их комнаты на восьмом этаже красивая тётя стучится.

Затем женщина сказала, что вообще переезжать собирается, уверяя: мол, видела царапины от когтей на обратной стороне стекла в детской спальне. И попросила ведущую во всём разобраться. А та, отметил Харитон, выглядела сильно растерянной и в дом идти не спешила.

Выпуск, в общем, он не досмотрел, опаздывал на работу. Но внутреннее чутье после увиденного пожарной сиреной в мозгу вопило, гораздо сильнее обычного: беда, беда, беда!

Лена не помнила, как заснула, а проснувшись, поняла, что выходить из своей комнаты отчего-то страшно. А ещё все попытки вспомнить, чем она занималась весь день, вызывали странное мерзкое ощущение в солнечном сплетении.

Нутром Лена чувствовала: во внезапной потере памяти виновата Марина. Ничего ведь страшного не произошло? Иначе она бы не заснула.

Лена успокаивала себя этими мыслями снова и снова, но из комнаты выходить не спешила.

За окном стремительно темнело, чёрно-фиолетовые тучи под порывами ветра неумолимо двигались с запада, пряча собою солнце.

Руки Лены пахли резиновыми перчатками и слегка хлоркой, и она намазала их кремом. Подумала, как она могла так просто забыть, что убиралась. И почему её смартфон сломан?

Старенькие настенные часы в комнате Лены будто нарочно медленно отмеряли время. Скорее бы пришли родители. На душе Лены было тревожно. Хотелось выйти из квартиры.

Она встала с кровати, прислушалась и подошла к двери. Когда стрелка настенных часов приблизилась к цифре шесть, то медленно и осторожно приоткрыла дверь спальни. За окном совсем стемнело. Вот-вот должен был начаться дождь.

В квартире тишина, и оттого хорошо слышен щелчок замка во входной двери. Услышав его Лена, пулей рванула из комнаты в коридор и едва не упала, увидев там Марину. Что-то было не так? И почему ей так при виде Марины, как никогда прежде, жутко?

Сестра погрозила ей пальцем. Родители зашли в квартиру, закрыли дверь. Папа глянул на Марину и тут же спрятал ключи в карман.

Лена с отчаяния схватила мамину сумочку, чтобы взять её телефон. Марина вдруг дотронулась до плеч холодными, как лёд руками, и морозным шёпотом приказала:

- Положи на место.

Лена всхлипнула, руки враз ослабли, сумка упала на пол. Из груди рвался надрывный крик, но изо рта вышел лишь хриплый, жалобный стон. Ноги задрожали, а потом стали ватными, потому что память вдруг вернулась.

- Мы отдохнём перед ужином, - спокойно сказала мама и зевнула. Затем они с папой ушли к себе в спальню.

Марина сидела за столом на кухне, пока Лена разогревала ужин. За окном грохотал гром, и с каждой новой вспышкой молний Лена все сильнее хотела убить сестру. А она словно читала её мысли, и когда Лена смотрела на Марину, то встречалась с её жутенькой улыбкой, похожей на оскал.

От него Лену бросало в дрожь, и все мысли об убийстве сестры исчезали. Ей до боли хотелось сбежать куда подальше.

А ещё Лене казалось, что Марина прислушивается к чему-то сквозь дождь. Ведь сестра часто с задумчивым видом смотрела в окно.

Лена разложила по тарелкам ужин. Нарезала мясо для Марины и вздрогнула, выронив из руки нож, услышав, как сестра произнесла:

- Скоро.

Затем она принялась с аппетитом есть мясо.

- Пойду, позову ужинать родителей, - сказала Лена.

- Они сегодня не будут есть. А ты кушай, - самодовольно усмехнулась Марина и одарила Лену тяжелым, пристальным взглядом. Мол, только посмей меня ослушаться.

Сглотнув ком в горле, Лена села за стол и послушно принялась ужинать.

За мытьем тарелок Марина ушла. И Лена, быстро вытерев их полотенцем, поспешила в коридор, к маминой сумочке, которой на привычном месте не оказалось.

За окном люто бушевала гроза, и свет в квартире стал мигать, пока не погас.

Родители так и не вышли из спальни, а где сейчас находилась Марина, Лена не знала.

Вскоре сидеть и ждать Лене стало невыносимо.

Поэтому она решительно подошла к двери спальни родителей, прислушалась.

Сквозь грохот грома уловила в комнате влажный, сосущий звук. В душе сразу возникли нехорошие, жуткие подозрения. И если сейчас в комнате с родителями находится Марина, то… Лена похолодела от страха, а после в крови резко забурлил адреналин, побуждая к немедленному действию.

Лена вздохнула и решительно вошла в спальню.

Вокруг темно и странно пахло смесью кислого пота и мокрой шерстью животного.

Оконные шторы оказались не занавешены, и в свете всполохов молний Лена увидела лежащих на кровати родителей.

Папа был в шортах, мама в лифчике и трусиках. А ещё на краю кровати, прямо на маминых ногах сидела, низко наклонившись к её бёдрам, пряча между ними голову, Марина.

Сестра периодически издавала чмокающий и сосущий звук. Кровь прилила к щекам Лены. Зрелище на кровати выглядело грязным, постыдным и мерзким. Что Марина делает с мамой? И сама себе ответила: ничего хорошего. И почему никак не реагирует папа?

Вдруг Лена испугалась: «Жив ли он?» А в ответ внутри взъярился дикий гнев, мысли исчезли. Хватит! Нужно остановить Марину!

Шаги Лены заглушал толстый ковёр, или увлечённая процессом Марина действительно не слышала её приближения.

Лена схватила с тумбочки светильник и, стремительно подойдя к постели, с криком огрела им Марину по голове.

Светильник разбился, ярко вспыхнула молния, за ней следующая и ещё... А сестра повернула к Лене окровавленную голову.

Зашипела, в рот с бедёр матери втянулся длинный язык.

Мать застонала, но так и не открыла глаза. На бёдрах матери выступила и полилась кровь. Марина облизнула окровавленные губы. Глаза сестры полыхали злобным жёлтым.

- Мелкая сука! Кормление нельзя прерывать, теперь из-за тебя она умрёт, а наш папочка уже мёртв, - с издёвкой прошипела сестра и, вскочив с постели, быстро схватила Лену за шею, приподняла вверх и швырнула на ковёр.

- Нет! - хрипло крикнула Лена, поднимаясь и бросая разбитый светильник в Марину.

Сестра легко уклонилась и, внезапно устремясь к окошку, открыла его, взлетела на подоконник. Прежде чем выскочить на карниз, раздражённо, с обидой в голосе произнесла:

- Жаль, мне запретили выпить тебя! - и исчезла в ночи среди ливня, грома и молний.

Резко включился свет. Лена подошла к отцу. Тот не дышал.

Мама стонала, с прокушенного бедра продолжала течь кровь. А вены вокруг раны вспухли и почернели.

Впустую потратив время, Лена лихорадочно искала телефон папы и заодно ключи от входной двери и ничего не нашла.

После в бессильном отчаянии подошла к окну, взобралась на подоконник, где во всполохах молний заметила глубокие следы когтей на стене, отчего вздрогнула от ужасной догадки про Марину.

Это ведь не летучие мыши беспокоят жильцов, а её сестра.

Лена глубоко вздохнула и стала звать на помощь. Но из-за грозы её никто не услышал.

Охрипнув и продрогнув от дождя, Лена закрыла окно. Затем сжала кулаки, отгоняя слёзы, и, сходив за аптечкой, обработала маме рану на бедре перекисью водорода и перебинтовала. Мама, как ни пыталась привести её в чувство Лена, не приходила в себя, а её кожа горела огнём. И что делать дальше – Лена не знала.

Рабочий день давно закончился, но работа, словно издеваясь, не отпускала от себя участкового, подбрасывая ему разные неприятности. Вызовы следовали один за другим: то бытовые жалобы на соседей, то злостное хулиганство и, наконец, пьянство с поножовщиной.

Как назло, людей в участке очень не хватало. Двое сотрудников со вчерашнего дня были на больничном.

А сейчас Харитон Ильич вообще надолго застрял в круглосуточном магазине, серьёзно беседуя с подростками, попавшимися на краже алкоголя. Снаружи магазина бушевала лютая гроза. На сердце участкового с самого утра засела тревога. Довлеющее предчувствие чего-то неведомого, некой страшной скоропостижной беды всё сильнее сдавливало его плечи холодным, тяжёлым обручем.

К слову, ночью Харитону Ильичу в очередной раз снилась Лена, а с ней во сне была темнота и кровь.

Он несколько раз за день звонил её родителям и на домашний телефон Одинцовых, но трубку не брали. И вот сейчас, как по закону подлости, Харитон Ильич не мог вырваться с работы и приехать к ним домой.

Наконец закончив с подростками, он, записав их контактные данные в блокнот и сразу позвонив их родителям, побеседовал с ними и таки освободился.

На улице мощный ливень с грозой не прекращался. Вода шумным потоком бурлила по тротуару. Огромные лужи растеклись у обочины. Машины и автобусы растянулись в гигантской пробке на мосту.

Зонтик против этого стихийного бедствия оказался практически бесполезным, Харитон Ильич всё равно вымок.

Кое-как добравшись до остановки, Харитон Ильич основательно продрог. Он собирался поймать маршрутку.

На дорогих наручных часах – подарок за прошлые заслуги, уже была половина двенадцатого вечера, как ему на рацию снова поступил вызов. И вот, похоже, сама судьба теперь посылала его в дом Одинцовых.

Вопреки грозе и позднему вечеру, любопытные соседи с восьмого этажа стояли на подъездной площадке. Кто курил, кто-то просто жадно смотрел. Плечистые санитары буквально силком вытаскивали из квартиры худощавую пожилую женщину в пижамном костюме. Она сучила ногами и руками, упиралась, ругаясь чёрным матом. Женщина сквозь потоки ругни ещё умудрялась кричать, что она не сумасшедшая, и в психушку не поедет, и уколов ей не надо. А затем заорала, потребовав убить тварь.

Пока участковый продирался между соседями к квартире, санитар сумел вколоть ей успокоительное, и та обмякла.

- Кто вызывал полицию? - громко и властно спросил Харитон Ильич.

Люди молчали и только переглядывались. Затем под жёстким взглядом участкового они стали быстренько расходиться по квартирам. Никто из любопытствующих соседей не хотел взять на себя ответственность за вызов и давать показания.

- Что случилось?

Участковому пришлось спросить у санитаров, те пожали плечами. Зевнули, явно желая поскорее уйти либо с пациенткой, либо без.

- Она адекватна? - спросил Харитон Ильич, глядя на обмякшую женщину.

- Кто её знает, - с неохотой ответила санитар. - Мы приехали, она стучала в стену, гремела и орала в квартире, как ненормальная. Звала на помощь! Окно у себя в гостиной разбила. Утверждала, что на неё с улицы напало чудовище. Вероятно, что маразматичка. Дочке её мы не дозвонились. А в больницу по новому протоколу сейчас заберём: после участившихся смертей в этом доме главврач утвердил принимать строгие меры. К тому же в её состоянии опасно одну оставлять.

- Хорошо, - сказал участковый и устало вздохнул, понимая, что домой вернётся не скоро.

Для отчёта нужны были свидетельские показания, и Харитон Ильич направился к квартире соседей потерпевшей и позвонил в дверь. Санитары за это время разложили носилки и потащили обмякшую пожилую женщину к грузовому лифту.

А мама посмотрела на Лену, затем на отца и обратилась к нему, но слова предназначались для Лены:

- Нужно, чтобы она готовила. Я одна не справлюсь, ты же знаешь, дорогой. Пора Лене начать помогать семье. К тому же мы скоро переезжаем.

Папа в ответ кивнул. А на гневный вопрос Лены, куда и почему они должны уехать, родители промолчали.

Затем мама детально объяснила Лене, какой ей сегодня следует приготовить ужин. А ещё попросила оставаться дома с Мариной: мало ли той что-то понадобится.

И они с отцом переглянулись, как какие заговорщики.

Лена не стерпела и вскочила со стула, сжимая руки в кулаки, и, повысив голос, заявила, что ничего делать не будет. Мама изменилась в лице, но спокойно, ледяным тоном сказала:

- Будешь.

Ее слова прозвучали с откровенной и страшной угрозой: мол, не то заставим. Затем она улыбнулась и как ни в чём не бывало поручила Лене помыть посуду, а перед уходом добавила, что теперь все домашние дела будут на ней.

Едва мама с папой ушли на работу, как Лена тоже отправилась на прогулку, проветриться. Она не могла заставить себя быть наедине в квартире с Мариной.

Вернулась через час, а сестра поджидала ее в коридоре и молча сверлила недобрым, пристальным взглядом. Затем Марина попросила помочь ей помыться в ванной и набрать ей воду, хотя выглядела способной сделать это сама. Но её тяжёлый взгляд напугал Лену, и она не осмелилась отказать.

Пижама под халатом Марины местами заскорузла от крови, и Лена дрожащими руками помогала сестре раздеться, осторожно отлепляя приклеившуюся ткань от плеч, груди и шеи сестры.

Мылась Марина в прохладной солёной воде, без мыла. И, едва она улеглась в ванну, вода окрасилась розовым цветом.

Лена заметила, что никаких порезов и ран на коже сестры не было видно. Так чья же это кровь? Словно читая её мысли, Марина сказала:

- Я неаккуратно ем мясо.

"Ложь!" - подумала Лена, но смолчала.

Она помогла вымыть длинные волосы сестры шампунем и после сполоснуть их душем. После Лена вытерла Марину полотенцем, отметив, что кожа сестры была неприятно холодной, намного холоднее воды в ванне.

Затем Лена помогла облачиться Марине в халат и сопроводила в её комнату, спросив, хочет ли сестра есть.

Марина покачала головой и попросила посидеть с ней. Лена осталась.

Сестра внезапно подошла к шкафу и достала чёрный парик, с виду – из натуральных волос, и сказала, что скоро они все уедут. Спросила:

- Ты рада этому, Лена?

Лена сглотнула комок в горле, уточнила:

- Куда мы поедем?

- Ты и я вместе начнем новую жизнь за границей.

- Но у нас нет денег! - растерялась Лена, ибо сестра так уверенно говорила о переезде.

- Вот увидишь. У нас будут и деньги, и паспорта. Не волнуйся, я никогда не брошу свою похорошевшую любимую сестричку. - Карие глаза Марины на мгновение засветились желтым.

Лена вздрогнула, и ей нестерпимо захотелось крикнуть: «Кто же ты?!» Но она сдержалась и тихо спросила:

- А мама с папой согласны переехать?

Марина в ответ усмехнулась и промолчала.

Лена вдруг, шестым чувством, поняла, что сестра чего-то важного недоговаривает.

А Марина неожиданно встала и крепко обняла её, сильно прижимая к своему холодному телу под халатом. Затем легонько поцеловала в щёку. Губы сестры были ледяными. Отстранившись, Марина равнодушно сказала:

- Знаешь, это ведь он решил оставить тебя, не я. Увидел через мои воспоминания, какая ты хорошенькая, невинная маленькая овечка, и не позволил мне обижать тебя, приказал любить. И я люблю.

- Что ты такое говоришь? - воскликнула Лена, отступая от сестры.

Слова Марины ввели её в дикий ужас, мурашки пробежали по коже, волосы на затылке зашевелились.

- Иди, готовь ужин и приберись. Ненавижу бардак, - ласково, как ни в чём не бывало сказала Марина и улыбнулась оцепеневшей от страха сестре.

Лена вздрогнула и пулей выскочила из комнаты.

Лена умаялась готовить плотный мясной ужин: то и дело терзали навязчивые мысли, незаданные вопросы и то, что ей срочно, необходимо их озвучить родителям. Сегодня.

Закончив с ужином, она вымыла ванну с хлоркой, надев перчатки. После купанья Марины даже необходимость здесь принимать душ вызывала омерзение. Словно ванна после мытья в ней сестры стала заразной.

Родители пришли с работы как обычно. Переоделись, помыли руки. Лена следовала за ними из комнаты в комнату, как приклеенная. Настойчиво спрашивала: куда они уезжают? И почему?

Папа молчал и поглядывал на маму. Мама в спальне, наконец, соизволила ответить, что в сентябре они продают квартиру и все вместе переезжают в Беларусь.

- Ну почему? Вы меня спросили, хочу ли я уезжать? И как быть с Мариной? Она же по документам мертва?! - вскипела Лена.

- Ну и что, - спокойно ответила мама своим ровным, спокойным голосом, которым стала говорить ещё с похорон сестры.

Затем она почесала запястья, где под длинными рукавами блузки синяки в виде отпечатков пальцев практически сошли.

«Но какая она стала худая и постаревшая...» - отметила Лена. Заметно поредевшие, поседевшие волосы мамы давно пора было красить. И ещё про привычную раньше косметику мама будто забыла либо это у неё от нездоровой усталости.

- У Марины есть влиятельные друзья, - загадочно уточнила мама, словно это всё Лене объясняло, и сказала: - Я такая голодная. Пошли ужинать, дочка.

А Лене при взгляде на неухоженные волосы мамы внезапно вспомнился чёрный парик сестры, и в голове, словно сложился недостающий пазл. Она предположила, что Марина в этом парике неузнанной может уходить из дома по ночам. А ещё Лена вспомнила, как не раз среди ночи, проснувшись от кошмара, слышала щелчок дверного замка.

Но она так ничего больше и не спросила: мама уже вышла из спальни.

В разгар ужина к ним в гости явилась соседка.

С кухни Лене был хорошо слышен их с мамой разговор у двери. Соседка спрашивала, не болеют ли они, мама отвечала, что всё хорошо.

А соседка не отставала, прямо говорила, что мама очень плохо выглядит и Олег тоже. Пояснила, что видела его недавно в мясном отделе, и сразу полюбопытствовала: мол, раз мяса много покупаете, то, наверное, гемоглобин низкий? Или что другое случилось? А Олег не ответил.

- Вот я и пришла, волнуюсь, соседи как-никак.

- Не ваше дело, - разом закончив разговор, холодно ответила соседке мама и резко захлопнула дверь квартиры.

Напрасно Лена ждала объяснений случившемуся от мамы, та сделала вид, что вообще ничего не произошло.

- Нужно уехать раньше, - расправляясь с огромной порцией сырого мяса, заявила Марина.

Папа с мамой кивнули и, одарив дочку обожающим взглядом, жадно набросились на еду.

Лена специально не ложилась спать, решив проверить свою догадку о Марине, а затем поймать её с поличным в коридоре. Но что дальше? Об этом Лена не задумывалась, сидя на своей постели, с выключенным светом и прислушиваясь, но в квартире было тихо.

Она таки задремала и резко проснулась, что-то услышав в коридоре. Тихонько поскрипывал пол, и Лена осторожно, стараясь не шуметь, встала – и, прокравшись к двери и осторожно открыв её, выглянула в коридор.

Там был включён светильник, у полки с телефоном, и в его тусклом жёлтом свете Лена увидела отца. Он стоял возле комнаты Марины, сцепив руки на груди, нервно переминаясь с ноги на ногу. Лицо отца было сильно напряжено, словно в неком томительном ожидании, а челюсти, как и губы, крепко сжаты.

Что происходит? Лене захотелось окликнуть его, но она сдержалась, продолжая стоять и наблюдать.

Вскоре дверь Марининой комнаты открылась, и оттуда, пошатываясь, как пьяная, вышла мама и кивнула ему. Папа в ответ нетерпеливо взвизгнул и пулей заскочил в комнату Марины, закрыв дверь.

Лена наблюдала, как мама томно застонала, затем неистово провела руками по животу и груди, вверх к шее и опустила руки. Затем причмокнула губами. На её одуревшем, расслабленном, словно с тяжёлого глубокого сна, лице внезапно появилась блаженная, придурковатая улыбка – подобное выражение однажды Лена видела в документалке про наркоманов и сейчас вздрогнула от ужаса.

Мама продолжала постанывать и медленно, с неохотой направилась в свою спальню. Лена едва сдерживала рвущийся из груди пронзительный крик, но, сжав кулаки, заставила себя бесшумно закрыть дверь и лечь в постель, где в отчаянии разрыдалась, уткнувшись лицом в подушку, а после заснула.

Утром Лена проспала, и никто не разбудил её, чтобы она приготовила завтрак. Тихая квартира выглядела пустой, а все ключи от входной двери исчезли, поэтому из дома ей было не выйти.

- Марина, ты спишь?

Чувствуя себя запертой в ловушке, из отчаяния она постучала в дверь сестры, но та не отозвалась.

- Марина, открой, пожалуйста? - напрасно просила Лена, затем ушла на кухню.

В холодильнике, кроме жирного мясного рулета, – пусто. Пакет с молоком, четвертинка белого хлеба, яйца исчезли, как и мешок из-под мусора.

- Я не буду это есть! – громко, со злостью сказала Лена, на глазах выступили слёзы.

Она заварила себе сладкого чая и выпила, но к двум часа дня голод взял своё. Лена сдалась.

А Марина в это время незаметно подкралась на кухню и ласково со спины сказала:

- Кушай, кушай.

Лену сразу затошнило. Она отложила вилку в сторону, отодвинула тарелку. Марина села на табуретку рядом, дотронулась до плеча сестры, вновь ласково попросив доесть.

- Нет! - воскликнула Лена, резко убрала руку сестры и встала, вытаскивая из-под домашней кофты серебряный крестик.

- Не заставишь!

Марина рассмеялась и холодно сказала:

- Напрасно мне дерзишь! - Затем ловко и быстро сорвала крестик с цепочкой с шеи Лены и переломила его.

- Сука! - не сдержала чувств Лена. Ярость клокотала внутри.

- Ешь! - приказала Марина. Непривычно-карие, изменившиеся со дня возвращения с кладбища, глаза сестры мгновенно пожелтели и теперь ярко светились изнутри.

- Сядь и ешь!

И Лена, вопреки своей воле, подчинилась. Её ноги и руки заледенели, а пальцы дрожали.

Сквозь слёзы и рвущийся изнутри крик ужаса она стала быстро есть под пристальным взглядом сестры, пока не расправилась с большей частью рулета на блюде из холодильника.

Только после этого Марина сказала:

- Хватит!

Затем приказала помыть посуду и наполнить ей ванну, а потом начисто выдраить квартиру.

Лена после приказа сестры вся внутри словно заледенела. Голос пропал, тело не слушалось собственных мысленных команд.

Она, как ни старалась, но не могла воспротивиться воле сестры. «Неужели это конец?» - безумно страшилась своей новой, подобной родительской участи Лена, механически, как робот, начав мыть посуду.

На этот раз Марина мылась самостоятельно, не требуя помощи сестры.

Лена не знала, нужно ли сегодня убирать у неё в комнате, а спрашивать у Марины не хотела.

Так и решила убраться, а заодно, пока сестра моется, осмотреться. Потому что с прошлого визита к сестре случайно заметила тётушкины чемоданы, выглядывавшие из-за кресла у шкафа.

Положив взятую для уборки мокрую тряпку на подоконник, она сразу направилась к креслу, за которым сейчас, к досаде, было пусто.

А вот телефон Марины, к удаче, лежал на кровати.

Лена знала её пароль: сестра никогда с ним не заморачивалась, остановившись на собственном дне рождения, и раньше постоянно часто лазила в телефоне на виду у Лены. Сейчас Лена сразу взяла телефон, открыла и, проверив контакты и сообщения, к огорчению, ничего не нашла.

Лена выключила телефон, положила на место.

Затем подошла к окну за тряпкой, удивляясь, тому, что Марина не занавешивала шторы, чтобы прятаться от света.

Этот факт разбивал все представления Лены о кровожадных ночных чудовищах вдребезги.

Кем же или чем тогда новая Марина была?

Спросить Лене было не у кого.

Она принюхалась, внезапно уловив в комнате едва ощутимый кислый запашок. Запах усилился возле встроенного в стену шкафа-купе.

Не раздумывая, Лена открыла его и среди вещей сестры сразу увидела тётушкины чемоданы.

Тут же от недоброго предчувствия ёкнуло сердце, а в голову закралась мысль, что нужно немедленно вызвать полицию. Запах кислятины в шкафу усилился. И пахло от чемоданов.

Она с огромным трудом достала первый, коричневый, тётушки Варвары, не понимая, отчего он такой тяжёлый, словно набит кирпичами.

Открыла и громко вскрикнула. В нос резко дохнуло тухлятиной.

По полу из чемодана покатилась сморщенная, ссохшаяся голова тётушки Варвары.

Там, где раньше находились ее глаза, зияли влажные провалы, а рот был широко раскрыт, словно в крике. Там копошились личинки.

Лена отпрянула, к горлу подступила желчь, затем живот скрутило от рвотного позыва. Она согнулась и вытошнила на пол.

- Как ты посмела зайти в мою комнату и рыться в вещах! - разъярилась незаметно вошедшая Марина и, подойдя к Лене, крепко дёрнула сестру за волосы. - Немедленно убери за собой это и выметайся! - ядовитым от злобы голосом сказала Марина, указав на рвоту на полу, и направилась к окну, чтобы открыть его.

Затем села на кровать и включила фен, наблюдая, как позеленевшая Лена, крепко стиснув губы, тряпкой вытирает пол.

Закончив с уборкой, Лена ушла, а за её спиной Марина закрыла дверь своей комнаты на защёлку.

От пережитого Лену трясло, и она умывалась холодной водой, пока не отступила тошнота. Затем она решительно направилась к телефону в коридоре, чтобы вызвать полицию. Телефон оказался сломан, как и её смартфон в спальне.

От отчаяния Лена закричала, заметалась по квартире, собираясь открыть окно в гостиной и позвать на помощь. Марина ей этого не позволила. Она тихо подошла, когда Лена уже залезла на подоконник. Сестра схватила её за талию и с лёгкостью подняла, зашипев по-змеиному в ухо:

- Запрещаю, запрещаю!

И, игнорируя сопротивление Лены, лишь стискивала её за талию всё крепче, пока та не успокоилась.

- А теперь забудь, что видела, и спи! - приказала Марина, глядя в упор на Лену своими жёлтыми светящимися глазами.

Девушка задрожала и, обмякнув, рухнула на пол у дивана, заснула.

Она за месяц у них в гостях похудела, навскидку – килограммов на двадцать пять. Ушёл постоянный румянец, а на лице появилась нездоровая бледность, даже лучше будет сказать – серость. А из потускневших глаз тётушки будто бы вытянули весь жизненный блеск.

Ещё Лене хотелось отметить, что Марина, напротив, стала выглядеть как неотразимая модель с обложки журнала.

Она, что удивительно, быстро поправилась и полностью излечилась. Её кожа стала буквально светиться изнутри, а волосы приобрели прежний цвет и былую густоту.

Сутулость сестры тоже исчезла, а в походке появилась кошачья грация и плавность.

От новой Марины, её сказочной красоты буквально захватывало дух, и эти перемены пугали Лену до дрожи. Она всеми силами старалась избегать общества Марины и никогда не оставалась с ней наедине.

Глаза Марины, как часто замечала Лена, изменили свой цвет, став тёмно-карими. Ещё взгляд сестры словно обрёл незримую тяжесть и сильно гипнотизировал. Оттого Лена при общении с ней всегда смотрела в пол. Иначе Марина, как показал опыт, легко могла её заставить не только есть больше обычного, но и делать всякое… другое. Но пока что сестра отчего-то сдерживалась. Возможно, это было из-за обещания дать Лене время, но, скорее всего, потому что Марина знала, как сильно сестра боится её способностей к принуждению. И сестра с удовольствием играла на опасениях Лены.

Например, за завтраком она специально сидела напротив Лены, чтобы нервировать своей близостью. А голос Марины во время еды нарочно становился паточным, глаза же при взгляде на Лену блестели особенно жутко, с предвкушением, как у кошки, охотящейся на мышь. Не раз от взглядов сестры по коже Лены бегали мурашки. Поэтому ей с каждым днём находиться в обществе Марины становилось всё труднее и страшней.

А вот тётушки после внезапного всплеска их неуёмной энергии всё реже убирались дома, почти перестали смотреть телевизор и большую часть дня спали.

Ночью, когда Лена ходила в туалет, то часто натыкалась на них в коридоре. Тётушки стояли под дверью Марины и словно ждали чего-то.

Родители Лены напротив заметно поздоровели, с их лиц сошла измождённость, только глаза лихорадочно поблескивали.

Несколько раз Лена тоже заставала родителей среди ночи в коридоре. Они с закрытыми, как у лунатиков, глазами, шатающейся походкой медленно выходили из комнаты Марины. Она тогда нарочно не заходила в свою комнату, стояла в коридоре и наблюдала, как после родителей в комнату Марины заходят тётушки. Не по себе Лене вдвойне было оттого, что в эти моменты на неё внимания никто не обращал.

Тайна с ночными посещениями комнаты Марины родителями и тётушками изводила Лену, не давая ей покоя. И в то же время она хоть и нестерпимо хотела узнать её, но и одновременно боялась ответов. А ещё Лена чувствовала, что когда Марина-кошка вдоволь наиграется с ней, мышкой, то Лена вступит в ряды посвящённых в тайну – и тогда назад уже пути не будет. Поэтому, терзаясь внутренними догадками и сомнениями, она не предпринимала никаких решительных действий, чтобы самостоятельно разгадать этот секрет.

Однажды утром внезапно исчезла тётушка Варвара. А когда Лена за общим семейным завтраком спросила, где она, то Анастасия спокойно ответила, что сестра уехала.

Родители вообще молчали и с жадностью ели жареное жирное мясо без гарнира. Марина сидела рядом с ними за столом и с аппетитом жевала сырое мясо.

Лена залила молоком свои сладкие хлопья и нарочно, из опасения перед сестрой, села на противоположной стороне стола от Марины. Она хорошо помнила, как на днях Марина показала ей, на что стала способна. Едва Лена без спроса собралась уйти, проигнорировав общий мясной завтрак, как Марина бесшумно встала и догнала Лену у самой двери кухни, схватила за запястье (пальцы Марины в этот момент были обжигающе горячими) и шепнула: "Стой".

Лена враз онемела, всё тело обмякло, а кожа под пальцами Марины, словно горела огнём.

- Иди, поешь со всеми! - громко произнесла сестра.

И Лена, действуя под чужой волей, как на автопилоте, вернулась и села за стол. Затем положила себе с общего блюда большой кусок запечённого мяса и быстро, едва прожевывая, съела его.

Позднее в своей комнате она плакала от страха и беспомощности.

Стоит отметить, что Марина всё чаще, пусть в мелочах, но воздействовала на Лену, тем самым не скрывая, что, вернувшись с того света, изменилась.

А родители, как считала Лена… неужели они теперь в плену воли сестры? И что будет дальше?

Она не может больше бездействовать. Это невыносимо. Поэтому должна обязательно что-то предпринять. Но что именно?

Обдумывая усугубляющуюся ситуацию в семье, Лена сильнее погружалась в пучину отчаяния.

И теперь, когда Варвара вот так просто исчезла, невидимое напряжение в их семье достигло своего апогея. Лена сходила с ума от жутких домыслов и нехороших предположений и не могла больше сидеть сложа руки.

К тому же всем остальным домочадцам исчезновение тетушки, похоже, было безразлично. Из-за этого продолжать расспросы тётушки Анастасии и родителей не было смысла.

А ещё Лена видела стоявшие на обувной полке в прихожей любимые туфли тётушки Варвары. Те самые, по словам тётушки, самые удобные, специально купленные для постоянно отекающих ног.

Стоило Лене снова подумать про тётушку, как в голову приходили нехорошие подозрения и предположения. И хлопья с молоком не лезли в горло. Родители за едой неприятно чавкали, а тётушка Анастасия жадно поглощала суп прямо из черпака – из кастрюли на плите.

Марина, абсолютно спокойная внешне, медленно жевала своё мясо на тарелке.

Лена же при взгляде на явно ведущих себя неадекватно родителей и тётушку едва сдерживала крик в горле и подступающую тошноту, заставляя себя доесть хлопья.

Затем она встала и вымыла свою посуду и ушла к себе в комнату.

Нужно бежать отсюда, пока Лена сама не стала такой, как они, пока Марина не превратила и её в прожорливое подобие родителей и тётушки. Девушка закрыла глаза и, сев на кровать, сделала серию коротких вдохов и выдохов, чтобы успокоиться.

После Лена включила компьютер и снова внимательно стала просматривать форумы. Попутно делала себе пометки в блокноте о том, чем можно защититься от нечистой силы. Увы, из прочитанного она не узнала ничего нового.

Серебро, соль, чеснок, святая вода, распятие, молитва. Эти шаблонные средства использовали во всех книгах и фильмах. Но – была не была! От безысходности почему бы и ей не попробовать, например, сходить в церковь. Купить крест, набрать святой воды. Вдруг банальные вещи ей действительно помогут?

Обнадёжив себя этими мыслями, Лена разбила свою старенькую свинью-копилку.

У папы на карточке деньги давно закончились, и она вернула её на место. Зато на продукты Лена минувшим вечером скрепя сердце взяла деньги у мамы из сумки, чего раньше бы ни за что не сделала, а та пропажи словно и не заметила.

К сожалению, попросить у родителей денег никак не получалось, ибо теперь они ужинали всей семьёй вместе с Мариной, а когда сестра находилась за столом, то Лена думала лишь об одном: быстрее поесть и уйти.

После ужина родители вообще не обращали на Лену внимания. Они быстро запирались у себя в комнате и на стук дочери и её вежливые просьбы (можно ли к ним зайти и поговорить) не реагировали.

А тётушка Анастасия после ужина полностью погружалась либо в уборку, либо как зомби сидела в гостиной, уставившись в телевизор, а Лену, или действительно не замечала, либо нарочно игнорировала.

В церковь Лена пошла пешком. Она после смерти Марины только пешком по городу и ходила. Долгие прогулки помогали ей хорошо проветрить голову, убить время и подготовиться к вечеру дома, с Мариной и спятившими родителями.

А уже в самой церкви, кроме серебряного крестика на цепочке, к слову влетевшего Лене в копеечку, купила ещё свечу, чтобы поставить Богородице и таки попросить ее о помощи.

Поставив свечу, в специальном баке с краником она набрала святой воды и решила вернуться домой пораньше.

Возле подъезда пожилая соседка с первого этажа, заядлая сплетница, с листовкой в руках, окликнула Лену, попросив подписать жалобу в ЖЭУ.

А когда Лена поинтересовалась, в чём, собственно, дело, женщина недовольно пояснила: мол, ночью окна атакуют летучие мыши, и жильцы говорят, что те и по чердаку шныряют. Скребутся по стеклу, спать мешают, и во всём подъезде дети малые боятся заснуть.

- А может, и сова завелась бешеная, - высказала свои предположения соседка и добавила: - Но, думаю, что всё-таки летучие мыши. Парк ведь рядом, а климат во как быстро меняется. Поэтому они и обживают новые места. Видимо, и у нас в доме прижились. А ещё ты же должна быть в курсе, что крыша нашего дома дырявая, давно ремонта требует, вот мыши треклятые и в эти дырки пробрались. А вообще, - перестала тараторить соседка, - ты, Лена, где это днями пропадаешь, что совсем ничего, что в доме происходит, не знаешь. Работаешь? - упёрла руки в бока, дожидаясь ответа.

Лена на её вопрос пожала плечами. Работать этим летом она как раз собиралась, но без родительской расписки-разрешения ведь никуда не берут. А после возвращения Марины эта тема как-то сама собой закрылась. Но соседке-сплетнице об её проблемах знать не стоит.

Поэтому Лена быстро подписалась под жалобой и, пояснив, что очень спешит, ушла. Соседка-сплетница, не удовлетворённая таким коротким ответом, вслед её недовольно процокала языком.

В квартире было тихо. «Марина, – предположила Лена, - вероятно, находится у себя в комнате. И что она там днями делает?»

Тётушка Анастасия крепко спала на диване, и, подойдя к ней поближе, Лена заметила, насколько сильно она похудела и постарела.

Кожа на лице тётушки плотно натянулась на скулах. Волосы так безобразно поредели, что просвечивала кожа головы. Под ввалившимися глазами Анастасии появились синяки, а под шеей некрасиво обвисла кожа.

От вида сильно изменившейся тётушки Лену пробрало. Она вдруг поняла, что при встрече не узнала бы её на улице.

В своей комнате, переодевшись в домашнее, Лена оставила сумку со святой водой. А крестик, подумав, надела. Знала, что под тонкой кофтой с воротником под горло его не будет видно. Затем она пошла на кухню, где пожарила себе картошки и впервые за долгое время в одиночестве вкусно поела, запив молоком из холодильника.

А после заснула без сновидений в своей комнате, обдумывая, как ради эксперимента использовать святую воду на Марине.

Родители с работы пришли вовремя, зато с сумками, полными упаковок с мясом. Лена специально встречала их в коридоре, чтобы спросить, как прошёл день. Так она часто делала раньше.

Папа сегодня выглядел неважнецки, словно несколько ночей кряду не спал. А мама ещё хуже него: с болезненно запавшим лицом, с лихорадочным румянцем на щёках. И как она не заметила изменений в родителях утром? В голове сразу мелькнула укоризненная мысль, что она постоянно смотрела на Марину, а на маму с папой не обращала внимания.

- Потом! - махнул рукой папа, отсекая на корню расспросы Лены.

- Но я только хотела…

- Отстань, не видишь, что мы очень устали! - резко и гневно добавила мама, внезапно за долгое время проявив хоть какие-то эмоции. - Мы отдохнём немного, поедим попозже, - зайдя на кухню, предупредила мама тётушку Анастасию, у плиты разогревающую мясной ужин для всех.

Лена сразу пришла в ужас, когда представила, что сегодня придется, есть без родителей, практически наедине с Мариной. Но тут же волевым усилием взяла себя в руки, вдруг осознав, что именно сейчас у неё появилась прекрасная возможность опробовать святую воду на сестре.

Ведь ещё до прихода родителей она в своей комнате налила святой воды в миниатюрную пластиковую бутылочку от пробника шампуня, затем положила его в карман свободных домашних шорт, чтобы иметь при себе на всякий случай.

Сердце в груди Лены болезненно ёкнуло, когда на кухне она решительно сжала пальцы в кулак и с улыбкой подошла к Анастасии, предложив нарезать мясо для Марины.

Тётушка замялась и долго буравила её испытующим взглядом, но Лена не дрогнула и всё так же ей улыбалась.

- Хорошо, - наконец разрешила тётушка Анастасия, сказав, какое мясо брать и как резать.

Лена нарочно долго возилась с мясом, поджидая удобного момента, но тётушка не спешила покидать кухню. Лена уже отчаялась опробовать святую воду, как неожиданно, к удаче, зазвонил домашний радиотелефон, и Анастасия поспешила в коридор, ответить.

Лена быстро достала бутылочку из кармана и слегка сбрызнула водой мясо, предполагая, что и этого для нечистой силы в лице Марины должно хватить. И вовремя спрятала её в карман, ибо тётушка уже возвращалась на кухню.

Ужинали они втроём. Марина, Анастасия и Лена.

Тётушка наложила себе полную глубокую тарелку тушёного мяса и с жадностью поглощала его, практически не жуя.

Пот стекал по её раскрасневшемуся от еды лицу прямо в тарелку, но она не придавала этому значения.

Лена отвела взгляд от тётушки и посмотрела на сестру, внутренне холодея и крепко стискивая ложку, не в силах поднести её ко рту.

- Что с тобой сегодня? - поинтересовалась Марины. - Ты какая-то нервная, - и усмехнулась, затем наколола на вилку кусок мяса, положила в рот и прожевала.

- Пмс, - ответила Лена, чувствуя, как по позвоночнику стекает холодный пот. С Мариной от святой воды ничего не происходило. Но почему не подействовало?

- Кушай, остынет, - холодно приказала Марина, и Лена заставила себя есть.

Ночью Лене не спалось, и она слышала, как тётушка Анастасия долго ходит по коридору, повторяя про себя: «Пожалуйста, Мариночка, впусти». Затем, чуть позднее, сжавшись, слушала, как она громко стучит в дверь в комнату Марины и, наконец потеряв терпение, сорвавшись, отчаянно орёт:

- Впусти, я не могу больше ждать!

Этот дикий, переполненный эмоциями тётушкин окрик испугал Лену до глубины души.

Лена прошла мимо площадки, дальше, вглубь парка, где было спокойней, а деревья и кустарник росли плотнее, создавая приятный полумрак и тень. Она уселась на лавочку, закрыла глаза, вдыхая приятный запах влажных листьев, сырой земли и цветов, – и только расслабилась, как мужской голос окликнул:

- Здравствуй, Лена!

Открыв глаза, она автоматически поздоровалась в ответ, рассматривая мужчину в спортивных шортах до колена, футболке и фирменных беговых кроссовках. С трудом узнавая в нём участкового Харитона Ильича.

Он сошёл с тропинки, удобно огибающей парк по кругу, и остановился рядом с Леной, дружески посматривая на неё. Затем начал бежать на месте, но перед тем участливо спросил: как дела?

- Нормально, - со вздохом ответила она, подавляя порыв рассказать всё, как есть. Но спросила о другом: почему он тренируется поздним утром?

- Я сова, - честно признался участковый, добавив, что сегодня у него выходной.

По его пристальному взгляду Лена поняла, что участковый не поверил в её "нормально", но не стал допытываться из вежливости.

- Я вот что хотел сказать, раз мы встретились. Дело твоей сестры зависло. Зацепок не нашли. Ни следов, ни отпечатков. И столичный следователь уехал в столицу, не хочет терять время в нашем Мухосранске. В общем, мне жаль, - с чувством и разочарованно сказал участковый и отвел глаза. Затем попрощался и убежал.

- До свидания! - тихо ответила Лена ему вслед, с горечью подумав про себя, что так вышло.

Домой ей возвращаться не хотелось, но не будет же она сидеть и прятаться здесь, на лавочке, вечность?

Вздохнув, Лена встала, чувствуя, что хочет пить. Да и поесть ей бы не помешало.

Время на дисплее смартфона показывало, что уже подходило к часу дня, а она, к сожалению, так и не придумала ничего дельного. Разве что немного пришла в себя.

Дома тётушки буквально заставили Лену поесть, наложив ей тушеного картофеля и огромный кусок мясного рулета. А сами, вопреки жаре и застарелым болячкам, резво и энергично занимались уборкой. Варвара протирала пыль, а Анастасия пылесосила и подпевала радио.

И у Лены на мгновение при взгляде на суетящихся тётушек сложилось впечатление, что именно они в квартире хозяйки.

Пообедав, Лена помыла посуду и пошла к себе. Хотя собиралась поговорить с тётушками и расспросить их. Например, узнать, как долго они здесь будут гостить. Но что-то в напряжённом выражении их лиц не давало ей этого сделать. Или просто смелости не хватило?

Не зная, чем заняться, Лена включила компьютер и до прихода родителей искала что-то полезное в интернете – по теме возвращения с того света.

Но, увы, она не нашла ничего дельного и похожего на то, что произошло у них в семье.

На тематических форумах и сайтах в обсуждении попадалось всё, что угодно: от городских легенд до полтергейстов, упырей, зомби, призраков, оборотней, которые по описанию и действиям совсем не походили на вернувшуюся из мёртвых Марину.

Начитавшись всякого разного и жуткого, Лена разнервничалась, ибо все мнения и факты сходились воедино на том, что от выходцев с того света – жди беды.

Позднее она вышла из комнаты встречать маму и папу с работы: они приходили с завода в одно время.

Мама выглядела уставшей, словно всю ночь не спала. Папа – не лучше, но стоило им переодеться, как они оба направились к комнате Марины, постучали и вошли, закрыв за собой дверь.

Лену не приглашали, и вообще на неё родители словно не обращали внимания. Она в растерянности стояла возле комнаты сестры и прислушивалась, но, кроме шуршания и скрипа кровати в комнате, похоже, ничего не происходило.

Родители и Марина не разговаривали. «Ну, охренеть! И что мне делать?!» - со злостью подумала Лена, устав стоять и бездействовать.

Она пошла в спальню родителей и без спроса взяла из портмоне отца карточку, решив сходить в магазин.

На кассе Лена расплатилась только за хлеб, батон и пакет молока. Яйца пришлось вернуть, ибо средств на папиной карточке не хватало. Очередь из-за неё задерживалась; уши и щёки Лены горели, и она была готова провалиться от стыда сквозь землю.

Когда вернулась из магазина домой, то папа с мамой так и не вышли из комнаты Марины, зато тётушка Анастасия на кухне варила что-то похожее на мясной суп в большой кастрюле.

Раскладывая продукты в холодильник, Лена наблюдала, как Варвара мелко нарезала на доске крупный кусок сочащегося кровью мяса, затем аккуратно положила его на тарелку, а её ставила на поднос.

Увидев, что Лена на неё смотрит, подмигнула и сказала, что мясо для Мариночки, и вышла из кухни с подносом – видимо, пошла к сестре. Анастасия, бросив мешать суп, внезапно открыла холодную воду и стала жадно пить прямо из крана. Лене стало от этого зрелища не по себе, и она отвернулась.

Вскоре и родители пришли на кухню. Они выглядели бледными и сильно вспотевшими. Волосы отца слиплись и прилипли к голове, а у мамы свисали некрасивыми сосульками вокруг лица.

Лена быстро налила себе стакан молока, отрезала щедрый ломоть батона и застыла на месте, ибо родители совершенно не обращали на неё внимание. Они дружно уселись за стол и стали жадно поглощать мясной рулет и остатки холодного картофеля из тарелки, которую вытащил папа из холодильника. Родители ели, хватая мясные куски голыми руками, чавкая и причмокивая при этом.

Не выдержав безумного зрелища, Лена покрутила пальцем у виска и со стаканом молока и ломтем батона в руках поспешила к себе в комнату. По пути в коридор успела заметить, как Анастасия наконец перестала пить воду и теперь тяжело дышала, высунув язык изо рта, словно собака.

«Фу, что с нашей семьёй внезапно стало не так? И заразно ли это безумие?» - подумала Лена, передёрнув плечами от омерзения.

В своей комнате она выпила молоко и съела батон. Затем решила вымыть стакан в ванной, чувствуя, что не хочет сегодня больше видеть ни родителей, ни тётушек. Мысли о Марине вообще нагоняли на неё ужас.

Но в ванную пойти не получилось. Туда буквально перед самым её носом стремительно проскочили мама с Мариной. Сестра больше не сутулилась и крепко держалась за руку мамы.

Лена вздрогнула, заметив длинные, твёрдые ногти на руках Марины, а ещё заметно отросшие и погустевшие волосы на её голове.

Перед тем как закрыть дверь ванной, сестра пристально посмотрела на Лену и ухмыльнулась. Ее глаза блестели по-звериному, а на щеках был сильный румянец.

Лену от её взгляда передернуло, и она выронила стакан, который лишь чудом не разбился. Ей захотелось заорать, а лучше сбежать из ставшего сумасшедшим дома куда подальше. Как же, сука, жаль, что ей некуда пойти!

Тётушки, вдовесок к царившему в квартире безумию, начали петь караоке в гостиной и пританцовывали, полные энергии, словно напились кофе или чего покрепче.

В отчаянии Лена пошла к папе в родительскую спальню и разбудила, чтобы поговорить. Сначала спросила, когда они с мамой собираются показать Марину врачу.

- Зачем? Ей ведь стало лучше, - резко и непреклонно констатировал папа, и по его твёрдому взгляду Лена поняла, что спорить бесполезно.

- А тётушки у нас надолго? - сменила тему Лену.

- Они помогают Марине. Разве ты не видишь?

Лене от слов отца и откровенной враждебности в его тоне стало сильно не по себе.

- Папа, как ты себя чувствуешь? - спросила она, осматривая лихорадочный румянец на его щеках и испарину на лбу.

- Замечательно, - мечтательно отозвался папа и попросил уйти, сказав, что очень хочет спать.

Лена ушла, больше не находя ни слов, ни сил, понимая, что если сейчас сорвётся и заистерит, изойдя криком, то от этого ей только самой будет хуже. Поэтому она закрылась на защёлку в своей комнате и сразу бросилась на кровать, где в бессилье разрыдалась, обнимая подушку.

Ночью Лене снился кошмар. В полной темноте она бегала по квартире, а в спину дышала, догоняя, Марина. От сестры противно пахло сырым мясом и гнилью. Часто во сне холодные, как лед, руки Марины хватали Лену за плечи, она отчаянно вырывалась, пальцы сестры соскальзывали, и ногти больно царапали кожу.

Марина то злобно смеялась во сне и шипела, то ласково просила Лену перестать убегать и просила дать обнять себя. Говорила, что очень любит её.

"Нет, нет!» - закричала во сне Лена, когда родители внезапно встали на её пути, а Марина крепко ухватила её за плечи.

И проснулась.

Она тяжело дышала, приходя в себя после кошмара. Хотелось пить, и Лена пошла в ванную, заодно взяв с собой немытый стакан из-под молока.

В квартире царила неприятная тишина. Не было слышно ни храпа тётушки Варвары, ни скрипа старого дивана в зале.

А в ванной, на бортике раковины, алела капелька крови. Ещё парочка капель была на полу, возле мусорной урны.

Насторожившись, Лена открыла крышку урны, заглянула внутрь. На смятом куске от бумажного полотенца россыпью, в сгустках крови лежали зубы. Тошнота подкатила к горлу. Захлопнув крышку, Лена еле успела добраться до унитаза, куда её стошнило.

Едва отдышалась, как в мыслях от увиденного выстроились разные жуткие предположения. Аж зазнобило. Она больше не могла находиться в ванной.

Вернувшись в свою комнату, Лена заперла дверь и легла в постель. Она решила, что утром встанет пораньше и внаглую устроит родителям настоящий допрос с пристрастием и если придётся, то пригрозит полицией. Хотя сама понимала, что такая угроза – глупость. Но что-то надо было делать и срочно!

Будильник на смартфоне прозвенел в пять утра. Лена выключила его, пытаясь спросонья понять, зачем его поставила. А как вспомнила, так сон и прошел.

Она встала и пошла на кухню, решив там дожидаться родителей. Но там, к огромному удивлению Лены, за столом уже сидела Марина и жадно ела сырое мясо. А мама и папа стояли у плиты.

Первой вошедшую на кухню Лену заметила Марина и улыбнулась.

Зубы сестры выглядели ровными и белоснежными, как с картинки рекламы услуг дорогой стоматологии.

«Это не её зубы!» - с ужасом подумала Лена. Сердце в груди тут же сжалось от страха. В горле образовался мерзкий ком.

Лена хорошо помнила, сколько средств потратили родители на стоматологов Марины, чтобы скорректировать природную кривоватость её зубов и отбелить желтизну. Но все их усилия и деньги так и не сделали улыбку сестры такой идеальной, как сейчас.

А ещё… сидящая за столом Марина заметно поправилась. Её лицо, руки больше не выглядели как тонкие птичьи лапки. К тому же кожа сестры в слабом предрассветном свете будто светилась изнутри. И такого потрясающего эффекта уж точно не мог предоставить никакой супердорогущий тональный крем или хайлайтер.

- Садись! - голос Марины напоминал тёплый бархат. И куда делись вчерашние хриплость и тихость…

А Лене от её изменившегося голоса стало ещё больше не по себе. Ноги вдруг ослабли. И тут папа отошёл от плиты и заботливо подвинул Лене стул, чтобы она села.

- Давай позавтракаем вместе, как одна семья. Хватит дичиться! - бодро сказала мама и повернулась, предложив налить супчика. Она выглядела ужасно, будто за ночь враз скинула пять килограмм.

- Мама! - вскрикнула Лена. - Что с тобой? - спросила, разволновавшись не на шутку.

- Ах, милая, не переживай. Я на диете. Хочу в старое платье влезть.

Мама врала. Лена всегда это чувствовала. Только сейчас, судя по тону матери, ложь давалась ей легко, без всякого зазрения совести.

Мама налила из кастрюли густого, наваристого мясного супа с овощами. Мяса в тарелке было навалом, и суп по густоте больше напоминал рагу.

- Кушай, - ласково проговорила Марина и посмотрела прямо Лене в глаза.

И она вдруг сильно захотела есть и быстро, не успев об этом подумать, расправилась с супом.

- Молодец, - похвалила Марина и, улыбнувшись, попросила добавки мяса.

Отец оставил свою тарелку и быстро открыл холодильник. Затем достал упаковку с мясом, распаковал ее в раковине, вымыл холодной водой и начал ловко нарезать на доске.

После съеденного желудок Лены был полон и побаливал. Она переела и не понимала, как так получилось.

А ещё ей очень хотелось уйти с кухни, но почему-то она не могла встать со стула. Ноги словно приросли к полу, и это пугало Лену до усрачки.

- Спасибо, папа, - ласково поблагодарила Марина отца, когда получила желанную мясную добавку.

Затем она кивнула ему и, посмотрев на Лену, стала медленно есть мясо, а между делом рассказывала:

- Не бойся, сестричка, я дам тебе время привыкнуть. Ты научишься доверять мне, как прежде, и любить меня, как остальные в нашей семье, - загадочно обронила Марина, затем добавила: - А теперь можешь идти, сестрёнка.

Пока она говорила, Лена заметила, что мама встала и начала есть суп прямо из кастрюли у плиты. Но после реплики Марины перестала и, повернувшись к столу, искусственно улыбнулась. В зубах мамы застрял кусочек серого мяса.

Получив разрешение уйти, Лена встала, послушная Марине, как какому-то гипнотизеру. Внутри неё сейчас словно одновременно бушевал жар и холод. Лене отчаянно хотелось крикнуть, выругаться, расплакаться, сделать что угодно, но почему-то она ничего не могла, словно ей не разрешали.

Чары от голоса Марины спали, едва Лена вышла в коридор. И тут сразу так закрутило в животе, что она едва успела добежать до туалета, где её вытошнило супом.

В коридоре Лена встретила тётушек, торопившихся на кухню.

Вернувшись в свою комнату, Лена принялась было собирать вещи, чтобы решительно уйти из дома, но, едва начав, поняла, что не сможет этого сделать.

С досады она села на кровать и расплакалась, мысленно называя себя идиоткой, дурой и прочими нелестными эпитетами, всячески коря за трусость.

Позднее, успокоившись, Лена снова разложила по местам вещи, оделась и пошла гулять. Находиться дома было невыносимо.